раз передавались по радио. Затем была опубликована Пушкинским домом вся переписка Карамзиных с обстоятельными комментариями. Эта переписка ужасает той картиной непонимания Пушкина даже такими его близкими друзьями, как Карамзины. В ряде писем Пушкин предстает чуть ли не виновником драмы из-за своей ревности и неуживчивого характера. Трагическую историю Пушкина Карамзины сначала рассматривали как обычный светский конфликт между мужем, женой и влюбленным молодым человеком. Читая эти письма, мы с небывалой ранее ясностью ощущаем, какими мучительными были переживания Пушкина, когда он видел, что в семье близких ему людей – Карамзиных – Дантес был принят как желанный гость. И лишь после смерти Пушкина Карамзины поняли, какую непоправимую ошибку совершили они в своих суждениях о поэте и виновнике его смерти.
Эти письма содержат интересные сведения о проявлениях народного горя, о бурном возмущении Дантесом, в то время как в светском обществе было много обвинителей поэта.
Некоторые новые подробности содержатся в дневнике знакомой Пушкина, графини Д. Фикельмон, младшей дочери Елизаветы Хитрово, внучки прославленного полководца Кутузова. Страницы этого дневника, где говорится о Пушкине, опубликованы за рубежом и у нас. По мере того как она узнавала Пушкина ближе, в ее дневнике появляются восторженные отзывы о нем. О Геккерне есть такая запись: «Господин де Геккерн – голландский посланник, лицо хитрое, фальшивое, мало симпатичное; здесь считают его шпионом г-на Нессельрода – такое предположение лучше всего определяет эту личность и ее характер». Фикельмон пишет также о презрении Пушкина к так называемому «большому свету», о том, что он не дорожил его мнением.
Есть в дневнике и записи о Наталье Николаевне. Говоря о ее необыкновенной красоте, о том, что жизнь открывается перед ней блестящая и радостная, Фикельмон замечает: «…эта женщина не будет счастлива, я в этом уверена!..ее голова склоняется и весь ее облик как будто говорит: „Я страдаю“. Но какую трудную предстоит ей нести судьбу – быть женою поэта, и такого поэта, как Пушкин!» 29 января 1837 года Фикельмон описала события, предшествовавшие дуэли, и с негодованием – поведение Дантеса: он «забывал всякую деликатность благоразумного человека, нарушая все светские приличия, обнаруживал на глазах всего общества признаки восхищения, совершенно недопустимые по отношению к замужней женщине, – она бледнела и трепетала под его взглядами, было очевидно, что она совершенно потеряла возможность обуздать этого человека и он решил довести ее до крайности». После женитьбы на свояченице Пушкина «Дантес, хотя и женатый, возобновил свои прежние приемы, прежние преследования и, наконец, на одном балу так скомпрометировал г-жу Пушкину своими взглядами и намеками, что все ужаснулись, а решение Пушкина (о дуэли. – Б. М.) было с тех пор принято окончательно. Чаша переполнилась, не было никакого средства остановить несчастье».
Интересны документы, которые опубликовал в книге «Пушкин», напечатанной в Париже в 1946 году, Анри Труайя. Труайя приводит, в частности, письма Дантеса к Геккерну, где Дантес говорит о «бешеной» ревности Пушкина как препятствии для своих ухаживаний за Натальей Николаевной; следовательно, Дантес знал, к чему могут привести его настойчивые ухаживания за женой Пушкина. Но вот что особенно важно. В письме 14 февраля 1836 года Дантес рассказывает о своем объяснении с Натальей Николаевной. Описав свое положение, она (по его словам) сказала ему: «…не просите у меня никогда большего, чем мое сердце, потому что все остальное мне не принадлежит и я не могу быть счастливой иначе, чем уважая свой долг, пожалейте меня…» Дантес замечает по этому поводу в письме к Геккерну: «Очень трудно было поддерживать разговор, ибо речь шла об отказе нарушить свой долг ради обожающего ее человека».
Таковы некоторые материалы, которые не были известны Щеголеву. Но за последние десятилетия появились и другие, о них скажу ниже.
Павел Щеголев
Новейшие исследования истории гибели Пушкина позволили с полной уверенностью определить ее как историю в основе политическую. Отсюда следует: больше внимания нужно уделять не только обстоятельствам, которые предшествовали дуэли, но и отдаленным. Конечно, ближайший повод дуэли – наглое поведение Дантеса и анонимные пасквили. Но Дантес не вел бы себя так, если бы не был осведомлен, что Пушкина ненавидят в империи, ненавидят царь, Бенкендорф, светские круги. Об этом свидетельствуют неизвестные ранее записи императрицы Александры Федоровны, использованные Э. Герштейн в статье «Вокруг гибели Пушкина» и М. Яшиным в «Хронике преддуэльных дней». С другой стороны, мы знаем теперь, что в Зимнем дворце были осведомлены о нарастании конфликта и о том, что предстоит поединок.
Когда императрица Александра Федоровна узнала, что Дантес хочет жениться на сестре Натальи Николаевны – Екатерине, она писала одной из своих корреспонденток: «Мне бы так хотелось иметь подробности о невероятной женитьбе Дантеса. Что это? Великодушие или жертва? Мне кажется, бесполезно, слишком поздно». Эти слова весьма знаменательны: «слишком поздно»! Значит, в Зимнем дворце знали, что грозит Пушкину.
Один из весьма заметных пробелов в пушкиноведении – недостаточное изучение той острой атмосферы борьбы, борьбы идей, взглядов, мнений, которая сопровождала трагическое событие.
В ее освещении нужно выйти за рамки биографии Пушкина. Гибель великого русского национального поэта – один из крупнейших эпизодов истории этой эпохи. Однако при таком подходе к исследованиям сталкиваемся с большими трудностями. По справедливому замечанию академика Е.В. Тарле, период 1830-х годов представляет собою белое пятно в изучении истории России, он почти не освещен. Авторы, которые пишут об этом периоде, большей частью пользуются одними и теми же фактами, они переходят из одной книги в другую. Считается, что это было время «глухое», относительно «спокойное» для Российской империи, без особых потрясений и крупных политических событий. А между тем к числу таких событий относится гибель Пушкина, резонанс, который она вызвала в России и в других странах. Общественно-политическая борьба, возникшая в связи с этим событием, происходила в России в основном негласно – в письмах, в разговорах и в форме, до сих пор в должной мере не оцененной, – во множестве стихов, этой своеобразной рифмованной публицистике, которая большей частью распространялась в рукописном виде, отражала позиции разных общественных групп и выдвигала различные, часто совершенно противоположные версии о причинах дуэли и гибели поэта. Изучение этого материала позволяет заключить, что наиболее проницательные современники Пушкина не только разгадали многое из того, о чем в Дальнейшем догадывались также исследователи, но оставили ценнейшие, далеко еще не учтенные ответы на темные, спорные вопросы.
2
Прежде всего нас должна заинтересовать реакция тех людей, отблеск судьбы которых лежит на всей судьбе и на творчестве Пушкина, – декабристов, находившихся тогда на каторге и в ссылке.
