мост через Хёммель-Эльву, а впереди, в отсветах догорающего заката, синел скалистый хребет. Маррей знала: за ним тянулась узкая долина, ведущая в Харон-Сидис. Тревожные мысли о тёмной кзоргской обители заставили крепче сжать пальцы на лошадиных поводьях. Она почувствовала, что рука её замёрзла от стынущей вечерней влаги, потому что солнце теперь скрылось где-то там, за грядой.
Свернув к храму Великой Матери, Маррей надеялась, что на какое-то время обретёт здесь пристанище, смоет с себя грязь дороги и сменит рисское платье на богатое одеяние жрицы.
Приблизившись к конюшням, Владычица заметила несколько украшенных цветными лентами повозок и поняла, что гостей в храме много: кто-то из хуторчан сегодня празднует свадьбу.
Юноша лет пятнадцати в новой, выкрашенной, ярко-красной рубахе, но латаных штанах вышел навстречу Маррей и взял под уздцы её коня.
— Кто ты? — удивилась она. — Мать-настоятельница уже привлекает мужчин для службы?
— Я… э-э… — замялся парень. — Меня зовут Зиран, достопочтенная путница, — поклонился он. — Просто решил помочь. Я наших лошадок готовлю в обратную дорогу. Мы из хутора Вогранд: свадьба у моего брата!
Юноша протянул руку, чтобы помочь Маррей сойти с коня, но увидев блеск золотых колец и браслетов на её запястьях, отшатнулся.
— Ты Владычица! — воскликнул он в благоговейном страхе и, споткнувшись, плюхнулся задом на землю.
Маррей спустилась самостоятельно и, молча пройдя мимо юноши, направилась в дом матерей. На пороге она замерла и глубже вжалась в тяжёлый от влаги шерстяной плащ. Долетевший до неё запах пищи наполнил живот покоем, и Владычица поёжилась в предвкушении тепла очага, хотя есть совершенно не хотела.
Двери перед ней отворились, и на двор шумно высыпал народ в разноцветных одеждах. Молодой муж вёл красивую черноволосую жену под руку к повозкам. Оба они светились счастьем, предвкушая сладость грядущей любви, и сопровождающие их хуторяне любовались ими.
Владычица прижалась к стене дома, чтобы не мешать на пути, и грудь её сдавило от воспоминаний о собственной свадьбе.
Владыка Вигг хотел взять её силой, а она воспротивилась и более того: поклялась, что никогда не родит ему наследника. В тот миг жизнь Маррей переменилась. Царь охотился за каждым, кто хоть пальцем ведомо или неведомо коснётся её руки. И Маррей пришлось обречь себя на одиночество и навсегда запереть сердце от любви и привязанности. Пришлось привыкнуть к страху в глазах мужчин и брезгливости.
Долгие годы её не тяжелила такая жизнь — она сама её выбрала. Но когда началась охота за Дэроном… И теперь, когда сердце было неспокойно из-за другого мужчины… Маррей чувствовала себя самой несчастной и одинокой женщиной на земле.
10-3
Ликующие крики людей, покидающих храмовый двор на украшенных повозках, вернули Маррей из воспоминаний. Юный Зиран, проходя под воротами, продолжал отирать руки и в страхе косился на Владычицу. Маррей отвела взгляд и, желая обрести уединение, повернула к большому каменному храму.
В полумраке молельного зала её встретила статуя Богини с раскрытыми каменными ладонями. По углам горели масляные лампы, и от них расходился аромат душистой смолы. Маррей преклонила колени и обняла себя руками от собственного бессилия. Может, она даже и заплакала бы, но уже давно отучилась это делать. Много ей довелось вынести людского горя: держать за руки умирающих и отчаявшихся, видеть смерть детей, слышать причитания утративших всё в жизни стариков.
— Почему так, Матушка? — тихо прошептала Маррей. — Почему меня всюду преследует смерть? Почему люди убивают друг друга? Они сошлись в поединке — жив ли кто-то из них теперь?
Маррей закрыла лицо руками и опустила голову. В детстве всё было просто. Во дворе их галинорской усадьбы росли яркие сочные цветы. Над золотистыми полями пшеницы носился тёплый ветер, и под его игривыми порывами дружно волновались колосья. По небу медленно плыли сияющие облака. Потом пришёл набульский царь Годард и привёл кзоргов. Земля после них долго полыхала пламенем и пахла смертью. Маррей было всего пять лет.
Осиротевшую девочку пригрели жрицы Великой Матери. Однажды храм, где жила Маррей, посетила Владычица Иделиса и узрела в ней истинный дух Богини. Владычица избрала Маррей будущей женой своему сыну Виггу в надежде, что дочь галинорцев, родив царю наследника, присмирит бунтующих соплеменников с новой властью.
Но Иделиса ошиблась. Маррей не смогла простить царям кровавых завоеваний, не смогла простить разорение своего дома и смерти близких. Не смогла она стать милосердной к тем, кто превратил её народ в рабов.
«Дэрон не заслужил смерти от руки кзорга, — подумала Маррей. — Столько лет он выживал с ними бок о бок, столько горя понёс от них. Он заслужил счастье и мир, а не боль. Молю Тебя, Великая Мать, хоть бы он был жив!»
Положив озябшие ладони в руки Богини, Владычица вгляделась в её мирное светлое лицо. Застывший каменный взгляд был полон любви и приятия.
Маррей охватили тяжёлые мысли. Она не понимала, почему убийца, чудовище, кзорг вызывает у неё то же самое человеческое сострадание, какое случается ко всему живому? Она вспомнила, с каким трепетом он глядел на Ингрид, когда она, раненая, лежала у него на руках, и объятие, которым он согрел её на холодном ветру крепостной стены, но тут же с гневом отбросила эти мысли. Злость от обмана была ещё слишком сильна.
И всё же Маррей тревожилась: жив ли он?
Когда под небом воцарилась чёрная безлунная ночь, Владычица вышла на храмовый двор, освещённый лишь призрачным звёздным сиянием. Она смахнула с глаз непристойную влагу, направляясь в покои.
Но вдруг услышала тяжёлые шаги за спиной.
Через мгновение мрак распахнул объятия, схватил её, заткнул рот и поволок к темноте под деревьями.
10-4
— Только не кричи. Это я, — прошептал Лютый.
Маррей скинула с себя его руки и развернулась. То, как воссияли её глаза, было видно даже при скудном свете звёзд.
— Ты живой?!
— Живой.
Владычица обняла лицо воеводы и прижалась к его бороде. Он расплылся в блаженной улыбке, но Маррей этого не увидела.
— Значит, ты убил его? — спросила она.
— Марр… — покачал головой Лютый, всматриваясь в лицо Владычицы, скрытое в темноте. — Он жив. А я мёртв: запомни.
Маррей прильнула к его груди. Слёзы
