Глава семнадцатая. Авдотья
Сентября 16 дня 1729 года, окрестности Александровой горы близ Переславля Залесского
В Залесье был свой знаменитый Синь-камень. Когда Мартин узнал о нём у местных, сразу понял: свидания не избежать.
Житие затворника Иринарха, заставшего смуту и воцарение Романовых, рассказывает об этом валуне следующее: «Бысть во граде Переаславле камень за Борисом и Глебом в бояраку, в нем же вселился демон, мечты творя и привлагая к себе ис Переаславля людей: мужей и жен и детей их и разсевая сердца в праздник великих верховных апостолов Петра и Павла. И они слушаху его и к нему стекахуся из году в год и творяху ему почесть»50.
Расстроившись из-за интереса добрых христиан к каменному демону, Иринарх приказал дьякону Ануфрию:
— Изведи сей бесовской ритуал. А не то наложу на тебя епитимью и отправлю миссионером к вогульцам, обретающимся в нечисти на реке Чусовой51.
Дьякон не знал, кто такие вогульцы, перепугался и решил убрать Синь-камень с глаз долой. Трудился он очень усердно, и через некоторое время выкопал рядом с валуном огромную яму. При помощи своих сподвижников Ануфрий столкнул в неё ненавистную глыбу и завалил землёй. Однако вскоре яму размыли дожди, и камень снова вышел наружу — словно живой. И от этого торжество идолопоклонников стало ещё нечестивее52.
* * *
В устье Трубежа Мартин выбрался на лёд. Здесь было его любимое месте в Переславле. Реку, впадавшую в озеро, по обоим берегам (словно стражи) хранили два храма — Сорокосвятский53 и Введенский54. Наверное, летом, в зелени деревьев, здесь очень красиво. Юноша, выросший в краю маленьких речек, ещё никогда не видел большой воды. Сейчас вместо неё сияла белая и практически ровная Плещеева пустошь. Мартин повернулся направо — перекрестился и поклонился, повернулся налево — и сделал тоже самое. Наверняка так поступали все рыбаки, отравлявшиеся на промысел.
Он двинулся на север по льду вдоль берега. Перемещаться по толстому насту было немного скользко, но легко и приятно. Даже с его хромой ногой. Мартин шёл, и не уставал корить себя за то, что из-за него Геле угрожает смертельная опасность. Конечно, девушка находится в доме генерал-майора Сенявина. Но разве это преграда для цареубийц, которые ради своего безумного замысла готовы на всё? Тем более, что Ульян Акимович — их сообщник и вдохновитель.
Каждый, кто любит по-настоящему, рискует оказаться перед ужасным выбором: собственное счастье или счастье близкого человека? В том случае, если совместное благоденствие невозможно. С одно стороны, ответ однозначен. Любовь — это самопожертвование. Любишь — отпусти. Но, с другой, любовь — это ещё и взаимное доверие. Чувство, которое касается сразу двоих. И вправе ли ты принимать решение не только за себя, но и за любимого? Что, если он тоже стремится пожертвовать собой ради тебя? Не предашь ли ты его, проигнорировав это желание? Любишь — останься.
От этих противоречивых мыслей вскипала голова. И Мартин решил упростить вопрос. В конце концов, он был мужчиной. И природа обязывала его принимать тяжесть решений на себя.
— Пусть я ошибаюсь, но это будет моей собственной ошибкой, — думал юноша. — За него я готов нести ответственность и перед собой, и перед Гелей, и перед Богом. А если придётся — то и перед дьяволом.
* * *
Синь-камень располагался совсем недалеко от берега. Добрые люди проложили к нему тропинку через глубокий снег. Видимо, Святоша не единственный, кто добирался сюда по льду. Вообще-то праздник апостолов Петра и Павла — летом. Но желающие узреть волшебный валун находились в любое время года. Сейчас гигант едва торчал из сугробов, но юноше этого было достаточно. Опасения, конечно, терзали. И опасения очень сильные. А вдруг тонбовский Молох, этот переславский идол и жертвенный камень бухарцев никак не связаны? И вдруг поклонение тому, что стоит на берегу Плещеева озера, — не более, чем глупое суеверие?
Но не попробовав — не узнаешь. И Мартин начал пробовать. Сначала он решил вознести молитву Спасителю:
— Милосердный Боже Вседержитель и Творец! Обращаюсь к тебе, недостойный раб твой, с насущной молитвой. Прости меня грешного, что снова прибегаю к силе поганого идола, презрев твою любовь. Я по-прежнему истово верю в тебя, Великий Царь небесный и Утешитель наш. Просто сейчас нет другого выхода. Самый дорогой мне человек — в смертельной опасности. И если у меня не получится задуманное, прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы она была счастлива. А сам прими мою жизнь, тело и душу. Хотя они и так всегда принадлежали тебе. Услышь мя, Человеколюбче. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь!
Юноша перекрестился, поцеловал свой крестик и обратился к Синь-камню:
— Древний и могучий дух! Когда-то по незнанию и чистой случайности я принес тебе великую жертву — человеческую жизнь. И взамен ты наделил меня могучим талантом целительства и смертоубийства. Я принял твой дар. Я перестал считать его проклятием. Я даже научился им управлять. Но теперь эти способности угрожают главному, ради чего живу — благополучию дорогого мне человека. Поэтому хочу вернуть тебе свой талант. Возьми его, и сделай меня обратно ничтожным — тем, которым я был до встречи с тобой в осеннем гае у реки Кашмы. Я не нуждаюсь более в твой силе. Ибо моя сила — в вере. Вере в Господа и в свою любовь.
Мартин остановился и прислушался. В деревьях завывал ветер. Наст отливал на солнце. На глубине подо льдом перешептывались щуки. Но Синь-камень молчал. Юноша вздохнул, достал нож и рассёк себе левую ладонь. И раны заструилось алая тягучая водица.
— Прими это, могучий дух, и покинь мою жизнь навсегда. Я сам хозяин себе и служу другому Богу, милостивому и справедливому, — выпалил Мартин.
С ужасом и облегчением юноша увидел, как кровь на камне кипит, пузырится и впитывается в твердь. Он успел подумать, что не мешало бы перетянуть чем-нибудь рану. Ведь по глупости он даже чистого платка с собой не захватил. Но тут голова закружилась, тело попеременно бросило в жар, в холод и снова в жар. А потом наглец, требовавший от Синь-камня повиновения, просто отключился. Впав в состояние, не похожее ни жизнь, ни на смерть.
* * *
Он лежал в жухлых камышах на берегу, и за ним колыхалась вода. Одежда была мокрой, но рука не саднила и совершенно зажила. Синь-камень угрюмо маячил в стороне. Но его почти не было видно, так как вокруг висел сильный туман. Крест вырвался
