детка? Я, блядь, вижу, как сильно тебе нужен мой член.
— Да! Да, ты… ты мне очень нужен!
Как раз в этот момент она сжимается.
— Иисус. Я собираюсь отыметь твою хорошенькую маленькую киску, Элоди Стиллуотер. Я залью своей спермой твою задницу и буду смотреть, как твоя киска пульсирует, пока я это делаю. Ты слышишь меня?
— О, боже. Пожалуйста. Пожалуйста! — Она говорит как в бреду. — Трахни меня. Пожалуйста. Просто трахни меня. Ты нужен мне.
Я готов дразнить ее до смерти, но кто я такой, чтобы отказывать ей, когда она так сладко умоляет об освобождении? Ее мольбы — музыка для моих ушей. Осторожно я погружаю указательный палец в ее киску, проникая внутрь до первой костяшки, смачивая его. Девушка задыхается, и рычание, вырывающееся из моего горла, звучит угрожающе даже для моих ушей. Быстро вытаскиваю палец, потирая и обводя кругами ее анус, убеждаясь, что там она тоже мокрая.
Элоди замирает, затаив дыхание, что только подчеркивает, как сильно она дрожит. Я обхватываю свой член ладонью, растирая ее влагу и по его головке, и в моих ушах раздается ритмичный бой барабана. Когда вонзаюсь в нее, комната раскачивается, свет вспыхивает, на секунду все расплывается.
— Ты такая чертовски тугая. — Изогнувшись над ней, я хватаю ее за горло и притягиваю к себе так, что девушка оказывается на коленях. Теперь я могу кусать ее за шею. Могу контролировать количество воздуха, которое она получает. Могу шептать ей на ухо, что именно собираюсь с ней сделать. И могу дотянуться вниз… и раздвинуть пальцами складочки ее киски… и погладить клитор, пока снова и снова вгоняю себя в нее…..
— БОЖЕ МОЙ! Рэн! О… мой… бог. — Она выдыхает сдавленное слово при каждом толчке. Ее сиськи подпрыгивают, когда я врезаюсь в нее сзади.
— Тебе повезло, что у меня нет веревки, — рычу ей на ухо. — А то бы я уже связал тебя по рукам и ногам, а твою киску выставил напоказ. Я бы сидел между твоих ног и часами пробовал эту сладость. Ты бы дрожала…
Я вгоняю себя в неё, работая над ее клитором.
— Умоляю…
Я усиливаю давление на ее горле.
— Умоляю…
Элоди цепляется за мое предплечье, держится за него изо всех сил, но не пытается отдернуть руку. Она отпускает меня, наваливаясь всем весом, прижимаясь спиной к моей груди, позволяя мне держать ее, пока я насаживаю ее на свой член.
Снова.
Снова.
Снова.
Элоди кончает, дергаясь в моих руках, ее тело обмякает, и я держу ее, двигая бедрами вперед, вгоняя себя в нее, пока она кричит и содрогается. Я намерен наблюдать за тем, как моя сперма стекает по ее заднице и внутренней поверхности бедер, но когда наступает момент, я не могу заставить себя вырваться. Она слишком охуенно хороша, и это кажется правильным. Мои яйца напрягаются, тяжелеют, член пульсирует внутри нее, когда я опустошаюсь, молниеносная буря удовольствия лишает меня чувств…
Святые угодники… что… за… хрень?
Кончать с Эль — это ни с чем не сравнимо.
Некоторые мужчины зависимы от кокаина. Другие — от героина или выпивки. Многие люди зависимы от секса, но это совсем другое. Секс с этой девушкой — это схождение звезд. Это идеальная песня, прекрасный летний день, лучший стейк, который вы когда-либо пробовали, и рождественское утро, когда вы были ребенком, и все хорошее, и все удивительное собранное в один ослепительно прекрасный момент, который я даже не в состоянии описать.
Это все самое лучшее из возможного, и когда все заканчивается, я обнаруживаю, что держу в объятиях самую прекрасную девушку в мире.
Это не передать словами.
ГЛАВА 13
ДЭШ
— Эй, придурок. Ты пускаешь слюни на диван.
Я резко просыпаюсь.
Майкл нависает надо мной, как неряшливый страж. Под его глазами залегли тени, нижняя губа рассечена. Самое тревожное, что спереди на его рубашке виден кровавый след, а красивый костюм от «Тома Форда» заметно помят.
— Что с тобой случилось? — Я стону, пытаясь принять вертикальное положение; мне это удается с третьей попытки, и я морщусь, когда понимаю, что теперь у меня болит шея, а плечо просто убивает меня. Не зря я не сплю на диванах, даже если они такие красивые, удобные и дорогие, как этот.
— Тихуана. — Это все, что говорит Майкл, разворачиваясь и направляясь в сторону кухни. — Я надеялся, что ты уже приготовил кофе, — ворчит он.
Я поднимаюсь и иду за ним.
— А я надеялся, что ты придешь домой в разумное время, и я смогу вернуться к своей девочке.
— Мне не нравится, что ты так ее называешь. — Майкл бросает пакет с молотым кофе на кухонную стойку, затем трет лоб, морщась от того, что выглядит как внушительное похмелье.
Я начинаю рыться в кухонных шкафах в поисках кружек, целенаправленно хлопая дверцами в процессе.
— Как бы ты предпочел, чтобы я ее называл?
— Ради всего святого, пожалуйста, прекрати это делать.
— Что делать?
ХЛОП.
— Это.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Моя спина меня убивает. Из чего, блядь, сделан этот диван? Из бетона?
Он мрачно смотрит на меня.
— В этой очень большой квартире четыре спальни. Мог бы спать в любой из них. Необязательно было спать на диване.
— Черта с два. Я не знаю, чьи телесные жидкости на тех простынях.
— Прошло много времени, с тех пор как здесь происходило что-либо скандальное, но можешь быть уверен, что на диване, на котором ты спал лицом вниз, гораздо больше ДНК. Можешь идти, Ловетт. Я отправил сообщение маме Кольта две секунды назад. Она приедет за ним, так что ты нам больше не нужен.
— О, я с радостью уйду, не волнуйся. Но сначала мы с тобой побеседуем.
— Я действительно не в настроении жевать сопли… Эй!
Я хватаю его за лацканы пиджака и прижимаю к стойке. Никогда не забуду выражение его лица — шок, смешанный с тошнотой и огромной дозой ярости. Майкл отбрасывает мои руки, взбешенный, готовый наброситься на меня, но я снова хватаю его, подходя ближе.
— Я знаю, что она тебе небезразлична. Что ты любишь ее и хочешь защитить. Знаю, что я слишком молод, к тому же англичанин, что у меня была очень привилегированная жизнь, но не питай иллюзий, Майкл. Я не бесхребетный, высокомерный, маленький слабак. Я не гребаная груша для битья, которую можно унижать и издеваться, чтобы заставить меня почувствовать себя ничтожеством. Я никуда не уйду. Кэрри для меня дороже, чем моя собственная гребаная жизнь. Я люблю
