повторы анализов.
– И это все? – спросил он Катю, тряся бумагами, которые она принесла.
– Что вы от нас хотите? Это последние, – ответила Смородинова.
– Да ничего не хочу! Кто вас учил работать? Капитана дали за румяные щечки?
Черный и сам понимал, что ему не в чем винить стоявшую перед ним женщину. Николай смотрел на капитана снизу вверх и видел, как в уголках ее глаз на миг сверкнули слезы от несправедливого выговора. «Идиот!» – отругал себя Черный, почувствовав, как что-то шевельнулось внутри. Что-то похожее на нежность…
Отправив Смородинову прочь, Николай зарылся в дела. Дал он себе время на отдых только утром. И вот звонок.
На самом деле он ждал его. Знал, что это кощунственно, зло и страшно – ждать звонка с сообщением об очередном трупе. Но все равно ждал. Если убийца прямо сейчас перестанет выискивать жертв, заляжет на дно, то дела останутся нераскрытыми еще очень долго, возможно, не будут раскрыты никогда.
– Машину присылайте, я буду готов через пять минут, – сказал Черный дежурному.
– Николай Дмитриевич, это соседний дом от вас, – немного растерянно ответил дежурный. – Вам надо по двору пройти и свернуть налево.
Обдало кипятком. По двору и налево. Так близко! Стоит выглянуть из окна – и увидишь маршрут. Как же близко!
Недоеденная яичница осталась остывать на столе. Николай собрался за минуту, не застегнув куртку. Уже захлопнув за собой дверь квартиры, спохватился, что оставил ключи на полке в прихожей. Сделал шаг к запертой квартире, толкнул дверь. Обругал себя последними словами и помчался вниз по лестнице, грохоча подошвами пижонских коричневых полуботинок.
* * *
– Николай Дмитриевич!
Эту «р» можно узнать среди сотен, услышав всего раз в жизни. Черный оборачивается на зов. Ира Фирсова приветливо машет ему рукой, стоя рядом с оператором у студийной машины.
– Николай Дмитриевич, можно вас? – зовет журналистка, улыбаясь следователю.
Ближе подойти ей мешает натянутая Огурцовым лента.
Участковый Черному понравился сразу – деловитый, еще до патруля оцепил место, захватив большую площадь.
– Я просто мертвяков боюсь, пусть подальше лежит, – объяснил участковый, но его откровенность Черному тоже понравилась.
– Что вы здесь делаете? – спрашивает Черный, подходя к журналистке.
– Работаю. Мне нужны эксклюзивные кадры и ваш комментарий.
– Серьезно?
Николаю очень хотелось бы узнать, кто слил Фирсовой информацию по делу. Узнать и наказать этого человека.
– Конечно. Люди должны знать о происходящем. Вы ведь все равно не сможете долго замалчивать это дело. Слишком много уже жертв.
Ира поправляет выбившийся из укладки локон. Нет, она не жалеет, что время от времени подбрасывает немного денег нужным человечкам в патрульной службе. Оказаться первой среди журналистов на месте преступления и получить те самые горячие кадры, о которых ее просят центральные каналы, – бесценно! А еще ей очень повезло с оператором – Костик всегда готов снимать. Он родился с камерой, живет с ней и в завещании указал положить камеру с собой в гроб. Это чистая правда и повод для шуток на студии.
Черного охватывает злобная радость.
– Хорошо. Идемте.
Фирсова ныряет под ленту и манит оператора.
– Кость!
– Нет. Вы, Константин, оставайтесь здесь. Огурцов! Проследи, чтобы гражданин не снимал. А вы, Ирина, – за мной.
– Мне больно! – кричит Фирсова, когда на ее локте сжимаются крепкие пальцы следователя. – Отпустите!
– Вы хотели посмотреть? Я вам покажу! Идемте!
Николай буквально тащит журналистку за собой, заставляя ее почти бежать.
Тело лежит на обочине дворовой дороги. Вожделенные дядей Славой кусты закрывают мертвеца от окон жилого дома. В быстро уходивших утренних сумерках о тело действительно легко было споткнуться.
– Вы на это хотели посмотреть? Это хотели показать крупным планом? Нравится?
Не выпуская локоть женщины, Черный подводит Фирсову как можно ближе. На самом деле ему хочется взять эту пигалицу, вырядившуюся, как на праздник, за шиворот и ткнуть в холодное тело носом. Чтобы та поняла, куда следует его совать, а куда нет.
Дядя Слава, глядя со стороны на бешеного следователя, широко, размашисто крестится, маяча за лентой оцепления. Костя и Огурцов даже не дергаются, когда Черный наконец отпускает бьющуюся Фирсову.
Журналистка, зажав рот ладошкой, отбегает от лежащего на земле тела. На ее побелевшем лице – растерянность и страх. Пустой желудок бунтует, рот наполняется горькой слюной. Фирсова задирает голову вверх, сосредоточившись на дыхании.
Наконец Ира усаживается в машину и отпивает воды.
– Чертов придурок!
– В студию? – спрашивает Костя.
– Да, сейчас, ага! Ждем. Он у меня еще попляшет, шизанутый. Сам как маньяк, – не может отойти от шока Фирсова. – Идиот. Придурок. Господи, это же треш полный!
– А чего там? Как на картинке?
От вопроса снова мутит. Ира прижимает ладошку ко рту, смазывая помаду. Ее еще долго будет преследовать вид застывшего тела на сером асфальте.
* * *
– Мама дорогая! – восклицает Эдуард Валентинович. – Вот это его раскидало! Удачи вам, Сергей Алексеевич.
– Благодарю, – кивает Миронов.
Эксперты и судебный медик прибыли почти одновременно и совсем перегородили выезд со двора. Недовольные автолюбители, проклиная полицию, объезжают служебные авто по газонам, цепляя днищами бордюры.
Черный весь извелся, крутясь возле трупа, но не смеет подходить ближе. Николай от волнения так надавливает на рубец шрама, будто желает стереть его с кожи. Пожалуй, это первый раз, когда следователь оказался на месте преступления раньше остальных. Здесь еще ничего нельзя трогать, никуда нельзя подходить, чтобы не затоптать возможные улики. Нельзя запускать систему, чтобы пробили по базам пальчики и фотографию. На все это нужны специальные люди, а они задержались.
Николай почти нависает над присевшим на корточки Мироновым.
– Сергей Алексеевич, что там?
– Мужчина, около двадцати пяти – двадцати семи лет. Среднего роста, атлетичного телосложения. Множественные иссечения мышечной ткани верхних конечностей. Иссечение и частичное снятие тканей со спины.
Голос судмедэксперта, приглушенный медицинской маской, звучит ровно и бесстрастно.
– Время? Причина?
– Причина – вероятно, болевой шок. Возможно, кровопотеря. Мне нужно провести дополнительные исследования, вы же понимаете. – Миронов смотрит на следователя снизу вверх. – Время – ориентировочно часов девять – десять вчерашнего вечера.
– Крови под ним нет, значит, тело перемещали?
Николай говорит быстро, будто стараясь наверстать дни, проведенные в вынужденном бездействии.
– Крови нет, – подтверждает Миронов. – Обратите внимание, раны чистые. Кровь из него выпустили, если можно так сказать. Чистый препарат.
– Что еще? Дайте мне хоть что-нибудь!
– Николай Дмитриевич, я только приступил, – укоризненно говорит Миронов. – Из необычного – клыки. Вот, посмотрите сами.
Сергей Алексеевич аккуратно раздвигает губы трупа пальцами, обтянутыми белыми латексными перчатками. Клыки у мертвого мужчины явно больше, чем обычно бывают у людей.
– Но это ведь импланты? – догадывается Черный.
– Ну, или это вампир.
