вниз на реку и город за ней, бросив серый взгляд повдоль этого разнообразного мира, клочковатые пашни, дома, странная градиента малой метрополии супротив зеленых и цветущих холмов и плоская излучина реки, словно змеистая траншея, залитая каким-то тусклым шлаком, кроме тех мест, где ветер иззубривал ей лик, и она легонько мерцала на солнце. Он прошел по гребню откосов через ветреную осоку, набредая на мелких птах, прыскавших от него и зависавших над пустотой на сомкнутых крылышках. В султане пыли по полю шел игрушечный трактор. Там внизу остров в кольце грязи. Саттри одолел сланцевый выход по-над рекой. Поворачиваясь, моргая, потерявшись. По топкой котловине тяжелой травы спустился и направился дальше, перешел вброд перепутанный шипастый лоскут ежевики, пересек грань горки мимо выступа, хранимого старым особняком, остатком великой империи, что сидел выбомбленным и ободранным, и гнил в своей купе деревьев над рекой, и задумчиво вперял в проходящий мир строгие и камнями выбитые оконные глаза.
Саттри шел дальше по высоким перекатам местности над рекой. Своим бледным очеркам в затененной тиши под откосом следовали две чайки, а вдали ниже по реке он увидел, как очень высоко поворачивает скопа и зависает над дальними грозовыми тучами, а от подкрылка и плоскости чистым белым отражается солнце. Он видел, как складываются и падают они, словно камни, и остановился понаблюдать, пока не скрылись с глаз.
Тропа, по которой он шел, вилась вдоль холмов сквозь траву и колючки и срезала местность наискось к нижним пределам реки. Спускалась уступами по долгому берегу из глинистого сланца, шла через лес. Когда он вновь выбрел на реку, та была мертвой и взбухшей заводью с бухточками и топями, где слизь и пена не давали разглядеть очертаний плавающих банок и бутылок, а из медленно вздымающегося мусорного плавника громадными бесплодными глазами выглядывали электрические лампочки. Он шел дальше по узкой тропке мимо рыболовов, старух, мужчин и мальчишек. Оцинкованные садки для мелкой рыбешки привязаны к пням у самого уреза воды, а в тенечке стояли корзины для пикника. На корточках, подобрав платьице, сидела девчушка и наблюдала, как по утоптанной глине между забрызганными лодыжками течет ее вода. Старики важно кивали Саттри, когда он проходил. Здрасьте. Здрасьте. Ну как, клюет?
Он прошел по прибрежной полосе из грязи и покрытого коркой камня, усеянной паучьими мотками тонкой нейлоновой лески, запутавшимися крючками, высохшей наживкой и мелкими косточками, раздавленными среди булыжников. Пиная жестянки из их кокилей в суглинке, в которых под муками солнца немо отпрядывали и сгибались слизняки. Тропа взбиралась вдоль стены из багрового песчаника над речной лукой, и в залитых солнцем мелководьях под собой он различал долгие формы панцирников в латах, лежавших среди тростника в некоем подобии наэлектризованного покоя. Мимо шныряли птичьи тени, но их не трогали. Саттри прислонился к лику крошащегося камня и понаблюдал за ними. Один панцирник медленно пришел в себя, вода колыхнулась и потекла между ив. Его тусклый бок отбрасывал свет, словно прокаленная латунь. Остальные три лежали, как собаки, тяжкие очерки первобытной ненасытности, нежащиеся на солнышке. Саттри пошел дальше. В голове бухточки в высохших руинах ялика, свернувшись, лежал и спал крючконосый и раздувшийся уж.
Тропа выбежала на пристань, и там стоял автобус библейского лагеря, а в воде плескались люди в одежде. Он спустился по травянистому берегу среди зрителей и тоже уселся. Проповедник в одной рубашке стоял по пояс в воде, держа за нос юную девушку. Довершил свой распев и нагнул ее спиной назад в реку, мгновенье подержал ее так и снова поднял, всю обтекающую и смущенную, она протирала глаза от воды. Проповедник ухмылялся. Саттри придвинулся посмотреть поближе. Ему кивнул старик.
Здрасьте.
Здрасьте.
У девушки под тоненьким платьицем ничего не было, и оно, мокрое и сладострастное, льнуло к ее холодным соскам и по всему животу и бедрам.
Спасен? спросил старик.
Саттри взглянул на старика, а старик взглянул на него в ответ глазами дымными и матовыми.
Нет, ответил он.
Старик открутил крышку с банки темной бурой жидкости, которую держал у себя на коленях, и харкнул в нее, и снова закрыл, и вытер рот. Говоришь, нет? сказал он.
Нет, подтвердил Саттри. Он наблюдал за тем, как девушка выбирается из реки.
Старик подтолкнул другого, сидевшего подле. Вот один неспасенный. Сам так говорит.
Этот старик посмотрел из-за плеча первого на Саттри.
Этот?
Он самый?
Крещен?
Ты крещен?
Только головой.
Только головой, говорит.
Никуда не годится. Не пристанет, если полностью не лечить. Все эти штуки с брызгами ничего не решают, дружочек.
Первый пихнул Саттри локтем. Он те правильно скажет, сказал он. Он сам проповедник без сана.
Брызгуны, с отвращением вымолвил проповедник без сана. Я б уж лучше в безбожники пошел, чем так. Он отвернулся. Одет был в мягкую синюю робу и выглядел очень чистеньким. Второй снова оглядел Саттри. Тот наблюдал за проповедником в реке.
Скажи ему, пускай туда в воду идет, ежли спастись хочет, произнес второй старик. Одну руку он поднес ко рту, мышцы челюсти у него заработали.
Просто в воду влезть – это не спасение, сказал первый. Вдобавок надо спастись.
Саттри оборотился и посмотрел на него. Можно разуться? спросил он.
Второй старик нагнулся посмотреть на него. У Иисуса никаких башмаков никогда не было, сказал он.
Замахав одной рукой, первый призвал к тишине. Повернулся к Саттри. Никакой нужды нет ботинки мочить, сказал он. Каяться можно и обутым, и босым, по-любому. Иисусу без разницы.
А что вы думаете о Папе и всей той катавасии? спросил Саттри.
Я изо всей мочи стараюсь вообще про это не думать, ответил старик. Он вдруг вскинул одну руку вверх в таком неистовом приветствии, что люди вокруг от него отшатнулись.
Вон там моя внучатая племянница Рози. Ей только четырнадцать сравнялось, а уже спаслась как по маслу. Тут уж поневоле залюбуешься делами Господними, а? Тебе-то сколько, сынок?
Старый уже, ответил Саттри.
Ну не журись. Сам я только в семьдесят шесть узрел свет Господень и отыскал путь.
А теперь вам сколько?
Семьдесят шесть. До ужаса скверно у меня с выпивкой было.
Сам такой был.
Старик вновь глянул на Саттри. Тот огляделся, затем наклонился к его уху. У вас выпивки нигде при себе нет, а?
Стариковы глаза колебнулись в рубчатых глазницах. Ох господи, нет, ответил он. Я ж начисто в завязе. Господи, да я б ничего подобного не допустил.
Что ж, произнес Саттри.
Он чуть отодвинулся и повернулся смотреть церемонию дальше. Внучатая племянница
