Книга Саттри - Кормак Маккарти

Когда полуднем назавтра по пути на рынок зашел Саттри, городской крыс только что вернулся. Он радушно ввел своего гостя внутрь. Как тебе, Сат?

Саттри огляделся, качая головой.

Мне нравится то, что здесь много места. А тебе?

Ты б выкинул эти вот счетчики, ответил Саттри.

Ага. Сегодня вечером к ручью их оттягаю.

А там что? Он заглянул в бетонный склепик.

Фиг знает. Но целкое такое место пожитки держать, не?

Над головой в сводах что-то глухо треснуло и неистово захлопали крылья.

Черт бы драл, сказал Хэррогейт, хлопнув себя по ляжке.

Сверху надломленно спорхнул голубь, и приземлился в пыли, и затрепыхался. У него на шее захлопнулась мышеловка.

Уже три, сказал Хэррогейт, спеша обездвижить голубя.

Саттри уставился на него. Хэррогейт снял мышеловку, и взобрался в свод виадука, и вновь установил ее, навалив на нее одной рукой рассыпавшееся зерно. Ёксель, крикнул он вниз голосом погребальным, эти сукины сыны и впрямь тупые.

Что ты намерен с ними делать?

Два у меня вон там в кастрюльке тушатся с тошкой и всяким, но, если так и дальше пойдет, я их стану продавать.

Кому?

Хэррогейт соскочил вниз, пыль султанами из-под подкрадуль. Брюки он обмахнул ладонями. Черномазым, сказал он. Обосраться, да они что угодно купят.

Ну, сказал Саттри. Я собирался спросить, не хочешь ли ты рыбы, но тебе, видать, еды на первое время хватит.

Черт, да ты приходи сегодня вечером ко мне ужинать. Тут будет на двоих.

Саттри взглянул на вялую и пушистую птицу, на ее розовые лапки. Спасибо, сказал он, но, наверное, нет. Подбородком показал на Хэррогейтов матрас. Постель тебе там надо бы от земли поднять, сказал он.

Я хотел с тобой об этом поговорить. Мне там у ручья на глаза попались кое-какие пружины, но я их один не сумею дотащить.

Саттри сунул рыбу подмышку. Я позже зайду, сказал он. Мне надо в город.

Мне еще надо как-то прикинуть, как собак сюда не подпускать.

Ну.

В следующий раз, как заглянешь, я тут целко ей все обустрою.

Ладно.

Жить вот так в верхнем городе – и почти все, что надо, можно найти.

Про счетчики не забудь.

Ага. Ладно.

Саттри в последний раз огляделся, и покачал головой, и через бурьян вышел в мир.

* * *

В воскресенье посреди теплого утра он отправился вниз по реке, поочередно гребя и дрейфуя. Переметы свои не проверял. Ниже моста пересек реку и подрулил ближе в тень откосов, капли с весел в темени реки, будто камешки в колодец. Проплыл под последним мостом и миновал излучину, сквозь мирные угодья, высокие поля, накрененные на склонах, и густая вспаханная земля лоскутами черных складок среди зеленеющих окрестностей и возделываемых садиков, словно сцены изобилия из книжек с картинками, вдруг наклеенных на пустошь, чьим завсегдатаем он был, река – что гигантская трематода, извивающаяся прочь из города, вздымаясь тяжко и септично мимо этих изысканных домов на северном берегу. Время от времени Саттри отдыхал на веслах, с этой поздней точки рассматривая старые сцены детства, огороды, какие знал или знавал когда-то.

Остров он объехал снутри, тесниной, что некогда служила быстротоком для легкой мельницы старого голландца и ниже которой теперь лежали ее замшелые развалины, бетонные устои, и опоры, и ржавеющие колесные валы. Саттри держался мелководья. В тростниках вздымался и опадал ил, и мелкие косяки заполошных алоз латунного цвета прыскали в стороны во мгле. Он навалился на каплющие весла, озирая береговой орляк. Расписные черепашки одна за другой соскальзывали с чурки в воду, как отсчитанные монеты.

Ребенок, погребенный в нем, однажды летом ходил сюда со старым охотником на черепах, который по-кошачьи двигался в травах, левой рукой призывая к секретности. Показывал, сперва пальцем, затем длинным ружьем из железа и яблони. Оно взревывало по-над рекой, и эхо приносило обратно с серым дымом серы и коксовой золы. Пуля расплющивалась о воду, и взлетала, и сносила весь черепаший череп в облачке мозговой пульпы и костной муки.

Сморщенная пустая кожа свисала с шеи, как рваный носок. Он подымал ее за хвост и укладывал в грязь на берегу. С зубчатого панциря сзади свисал зеленый грибок. Это тусклое и заскорузлое существо грез, сливалась темная кровь.

А они когда-нибудь тонут?

Охотник на черепах перезарядил ружье из пожелтелого рога и всунул в ствол следующую пулю. Закрыл замок, винтарь уложил в изгиб руки.

Некоторые да, некоторые нет. Тише давай теперь, впереди еще одна будет.

Что вы с ними делаете?

На суп продаю. Или еще на что-нибудь. Мальчик следил за мертвой поверхностью реки. Чирьпахи и пельмени, если на такое падкий. В одной семь сортов мяса.

А что черепахи едят?

Пальцы на ногах, ежли публика под ноги не смотрит, когда вброд идет. Вишь тудой?

Где?

К тем вон ивам там вон.

Вон там?

Да не тычь ты пальцем, распугаешь всех.

Сами показали.

У нее глаза были закрыты. Нишкни.

Он открыл глаза. С ломоноса в осоке с жиденькими криками взмыли красноплечие трупиалы. Он вновь склонился к веслам и проплыл по теснине и в главное русло, ялик оставлял на реке тягучий след, а укусы весел усасывались прочь медлительными заворотами. Галсами направился он к южному берегу, срезать излучину реки, проплыв сквозь границу тени на ветер попрохладнее. Отвесные известняковые откосы высились с каннелюрами и частокольно, все изрытые пещерами, откуда вылетали против неба мелкие птички с вильчатыми хвостиками и упархивали в синеву и, как пылинки, до самого солнца.

Ниже этого места река начинала шириться в заводь. Заиленные низины с дыхальцами и просверленными дырами, словно громадные шматы камбальей печенки, и колония древесных пней, как выброшенные на мель кальмары, серо сохнущие на солнце. Мертвая кромка, истоптанная воронами, кто степенно-одеревенело и моргая, яркие, как птицы из черного стекла, перебираются от орта к орту оказавшейся на суше падали. Саттри потабанил, и его поднесло течением к берегу, и там он встал, покачиваясь и приходя в себя, пока нос ялика втирался в грязь, и легко соступил на берег с причальным концом, и принайтовил ялик к коряге узлом внахлест. Пересек низину по высокой траве и взобрался по склону, держась руками за ямки в свежей земле, покуда не выбрался на гребень и не повернулся поглядеть