я не поговорю с Аксеновым прямо сейчас, то не сделаю этого никогда.
Движимая неведомой силой (точнее силой повышенного градуса и силой убеждения Соколова), я поднимаюсь и шатающейся походкой подплываю к соседнему столику. Аксенов сразу же обращает на меня внимание.
— Виктор Максимович, здра-асьте…
Боже, я еще и икаю! Пофиг, я прекрасно справлюсь!
— Добрый вечер, Олеся, — улыбается мужчина, а его подружка крепче цепляется за его руку и сверлит меня осуждающим взглядом.
— Я вам вот что скажу! — я тыкаю Аксенова указательным пальцем прямо в грудь. — Вы меня используете! Прек-кращайте…
Дурацкая икота!
— В самом деле? — ему весело, а я начинаю сердится, что он не воспринимает меня всерьез. Я оборачиваюсь к Соколову, показываю на Аксенова, как бы говоря ему: «Нет, ты это видел?»
— Я говорю правду! — топаю ногой, желая прекратить, не хочу, чтобы Аксенов смотрел на меня, как на маленькую. — У меня каждый день по авторскому листу не самого грамотного текста. За исключением Давида и Лимы, они пишут сносно. А еще список новых авторов — он же бесконечен! И между прочим, некоторые книги есть только в электронном варианте, который мне приходится покупать, чтобы прочесть. Да, это не такие уж большие деньги, но извини-и-ите…
Кажется, меня несет, поскольку я вспоминаю все. Абсолютно все, что считаю или считала несправедливым по отношению к себе. Я высказываюсь долго и громко и не могу остановиться. Виктор Максимович сидит и слушает меня, и все мрачнеет и мрачнеет.
— И, кстати, я поняла, как написать ваш обзор, который вы свалили мне как снег на голову. И не нужно выставлять это, как шанс или что там вы сказали, возможность! Я свое место в клубе заслужила, и вы это знаете. Я не буду и не хочу теперь еще доказывать, что достойна в нем остаться. Я сделаю этот обзор, но он будет первым и последним!
Я вздыхаю и резко замолкаю. С последним словом на меня обрушивается осознание того, что я только что натворила. Аксенов смотрит на меня раскрыв рот. Его подружка — тоже.
Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, хватаю не менее обалдевшего Соколова за руку и выпаливаю:
— Бежим!
Леша срывается с места, хватает наши куртки и мою сумочку и несется к выходу вслед за мной. На улице мы бежим сломя голову, хотя за нами никто не гонится, и хохочем. Чувствую себя глупо, но так, черт возьми, хорошо!
Подбежав к ауди на парковке, Леша снимает ее с сигнализации и распахивает передо мной дверь. Но прежде, чем сесть на пассажирское сидение, я внезапно поворачиваюсь к Соколову и хватаю его за футболку. Он не успевает среагировать, когда я притягиваю его к себе и прижимаюсь губами к его губам.
Проходят секунды, мучительные и странные, но ничего не происходит. Я боюсь проявлять инициативу, так и замираю на его губах. Соколов тоже ждет и никак не реагирует, стоит не шелохнувшись. Я не понимаю: он в шоке или предоставляет мне полный карт-бланш?
Ощущение легкости испаряется, как будто его и не было. Я отстраняюсь от Соколова, готовая провалиться сквозь землю. Леша смотрит на меня широко распахнув глаза, тяжело дышит и кажется стоит на краю безумия. Еще один шаг, всего одно слово, любое действие и ему снесет крышу.
— Прости, я… — интуитивно касаюсь своих губ, — не знаю, что на меня нашло…
Поворачиваюсь к нему спиной, и уже заношу ногу, чтобы встать на порог и сесть в авто, но он хватает меня за руку и резко разворачивает к себе.
— Почему ты это сделала? — говорит, нет, рычит он, оказываясь близко ко мне, к моему лицу… точнее, к моим губам.
— Думаю… просто поддалась порыву, — честно отвечаю я, от стыда опускаю голову, но Леша заставляет меня смотреть на него, взяв меня за подбородок.
— Не играй со мной, Ермакова, — его голос звучит предупреждающе, даже опасно. Я неосознанно делаю шаг от него и упираюсь в машину спиной. Соколов ставит руки по обе стороны от меня и подходит еще ближе. Так близко, что уже почти вдавливает меня в несчастную ауди.
— Ты же сам сказал, что собираешься поцеловать меня сегодня.
Мой голос звучит по-идиотски. Как и это оправдание. Ну что, что черт возьми, меня дернуло взять и поцеловать его? Вот дура!
— Это была шутка, я всего лишь задирал тебя…
Этого я никак не ожидала и отпрянула от этих слов, словно он ударил меня ими. Я прокрутила в памяти весь сегодняшний вечер и взглянула на него под другим углом. Эти его улыбки, заискивания, флирт, руки на спине — просто манера общения? И больше ничего? Не может этого быть! Я не верю. Отказываюсь верить и все тут!
Он видит смятение и разочарование в моем взгляде и спешит объясниться:
— Это не значит, что я этого не хочу! Не смей даже так думать!
Я окончательно путаюсь. Алкоголь не помогает мне разобраться со смыслом его слов. Смотрю на него с немой мольбой в глазах.
— Ты даже не представляешь, что будет значить для меня этот поцелуй, глупая!
Моргаю, все еще не понимая. Почему-то становится страшно. От его дикого взгляда, он горячности его слов, от того, как часто он дышит прямо у моего лица и пахнет… клубникой.
— Ммм…
Что это? Это я стону? Закрываю рот рукой и испуганно смотрю на него.
— Прости, — опускаю руку. Обещаю себе: никаких баров и коктейлей в присутствии Соколова. Никогда! — Я больше не буду…
Его глаза еще больше расширяются. Он не дает мне договорить, громко чертыхается и набрасывается на меня с поцелуем.
Глава 20. Оправдания и уговоры
Чувствую клубнику и мяту на Лешиных невероятно мягких, теплых губах. Они сладкие и безумно вкусные. Я уже не понимаю от чего больше пьяна: от алкоголя или от этого чувственного, хотя и вполне целомудренного поцелуя. Мне хочется, чтобы Соколов не сдерживался, стал смелее, а он как будто читает мои мысли и тут же углубляет поцелуй. И вот тогда он становится по-настоящему жарким. Вау, просто вау!
Голова кружится, закрываю глаза и мысленно отпускаю «стоп-кран», позволяя себе насладиться этим моментом. Мои руки сами тянутся к его широким плечам, я поднимаюсь выше и погружаюсь пальцами в его густую шевелюру на затылке. Слышу Лешин приглушенный стон и прижимаюсь к его мускулистому телу. Крепкие руки Соколова обвивают меня за талию, гуляют по пояснице и опускаются все ниже и ниже и сжимают попу. Вместо того, чтобы отстраниться, я еще больше
