по траве колбаской и смеялась.
— Всё! — подпрыгнула она, отряхиваясь. — Костёр будем разводить?
За целую неделю они развели костёр лишь единожды. Рыцарь боялся привлечь хищников.
— Мы никого не видели за всю неделю. Давай я осмотрюсь вокруг на следы животных. Заодно пособираю хворост.
— А я постелю одеяльца!
Собирая хворост и одновременно с этим осматривая лес на предмет присутствия хищников, Галахад снова вернулся к мыслям об убийстве восьми солдат. Что больше всего его удивляло, так это то, что их смерть расстраивала его больше, чем убийство любовника Клаудии. Но они напали на него первыми, желали ему смерти. А тот мужчина, что лёг в постель с женой рыцаря, не желал никому смерти. Для него всё произошло так быстро: в один момент он стоял на площади у магазина с рыбой, а в другой — падал на землю от толчка. Галахад сел ему на живот и стал вбивать лицо мужчины в каменную плитку. Успел ли он понять, за что умер? Стоило ли то удовольствие с чужой женщиной целой жизни? За что он её отдал: за мимолетное увлечение или за истинную любовь?
А что, если действительно он любил её? И она любила его ещё сильнее, чем самого рыцаря пятнадцать лет назад? Что, если он лишил двоих людей того счастья, которое всю жизнь искал сам? Может, стоило признать, что в этой истории он не главный герой? Что дало рыцарю право мешать двум судьбам наконец соединиться? Только одно оправдание приходило в голову, и в нём было стыдно признаться даже себе, не то что проговаривать вслух.
— Хватит думать о ней, — ответил себе под нос Галахад.
Восемь жизней, вот что важно. Одна — как у Марии, вторая — как у Галахада…и еще шесть. Смерть не даёт ему покоя. Стоило начать с одной…
— Я сказал, хватит, — сказал Галахад себе погромче.
«Я иду в Воларис, надо сосредоточиться на этом», подумал он.
— Что-то ты долго бродил, — подметила Мария, когда тот вернулся.
По возвращению рыцаря девочка уже расправила одеяла в метре друг от друга, выложила на платок два куста хлеба и два вяленых куска баранины прямиком из запасов мэра Серебрадэна.
— Эх, сейчас бы вина к мясу или эля, — во рту у Галахада пересохло. Он отодвинул своё одеяло ещё на полметра и бросил хворост на образованное пространство.
Мария обхватила руками колени, положила на них голову и стала смотреть, как рыцарь добывает им огонь.
— Я бы хотела попробовать это ваше вино или эль.
Первая искра попала на хворост.
Мария продолжила:
— Учитывая, что я скоро… Хотя вдруг, если я начну всё пробовать перед смертью, моя жизнь превратиться в гонку. Я устану, потеряю вкус к вещам, что хотела сделать, и в итоге даже не вспомню, зачем хотела их сделать. А этого я тоже не хочу. Интересно получается: ты хочешь чего-то, пока это что-то не получаешь. А когда получаешь, понимаешь, что и смысла хотеть эти вещи не было. Отчего так, Галахад?
Рыцарь грыз вяленое мясо и пытался вообще ни о чём не думать. Слишком он стал задумчивым. Иногда он даже думал, почему он постоянно думает: от старости или от безделья.
— Может, — Галахад сделал паузу прожевать кусок. Костер потрескивал и отдавал искры небу, земле, — получая вещь, ты всё еще её хочешь, но перестаешь это понимать из-за появившихся забот и ответственности за эту вещь. Ты ведь так её хотел и вот на тебе, получил. Что ты будешь с ней делать? Как к ней относиться? Да и зачем она тебе, ты подумал?
— Значит, мысли? Они всему виной? — Мария постучала указательным пальцем по виску. — Желания берутся из головы. Оттуда же берется и то, что эти желания обесценивает. Не думаю, что когда-нибудь это пойму: устройство мира.
— Ты слишком молода, чтобы так говорить.
В костре, что так сильно пытался их согреть, используя такое малое количеством дерева, Мария хотела увидеть своё будущее. Будущее, не омрачённое кошмарами и вечными сомнениями о том, достойна ли она любви.
— Ты успел пожить. Расскажи, как устроен мир.
Галахад взял горсть веток, обхватил их за концы и сломал надвое. Бросил получившиеся дрова в костёр.
— Ты рождаешься. Надеешься на детство. Чтобы оно было как можно более полноценным…
— Уже проиграла.
— Не перебивай, — рыцарь ответил резко, грубовато. Он не хотел, чтобы Мария потратила и секунду на самобичевание, — но каким бы полноценным твоё детство не было, у нас у всех есть демоны. Слабости, скрытые в тех самых желаниях, о которых ты толкуешь. Они заставляют нас делать глупости, любить не тех людей, — Галахад посмотрел на Марию. Было очевидно, что та потеряла нить его слов. — Я это к чему: дров ты наломаешь. Как и я, как и все остальные. Дело не в том, какую травму ты получила, а в том, как ты с ней справишься.
Галахад затих. Он увидел, как Марии полегчало, и дал ей время насладиться успокоением.
— Этим мы и занимаемся? — тихо спросила она, затем продолжила громче, — идем в Воларис, чтобы справиться с моими травмами? Чтобы спасти меня?
— По крайней мере мы не сдались. Я знавал людей, которые умрут, прежде чем пальцем пошевелят. А посмотри на нас. Даже если мы сомневаемся, то виду не подаём.
— Ты сомневаешься? — в её глазах отражались огоньки пламени и страха, ещё больше: надежда, что рыцарь ответит «нет».
— Был бы глупцом иначе.
— Но ты же великий рыцарь. Один такой на свете. Скольких чудищ ты покарал. В скольких войнах участвовал. Неужели и тогда ты сомневался?
— Это было так давно. Кажется, будто и не со мной происходило вовсе.
— С восемью всадниками ты справился быстро.
Что он мог ей сказать? Население Волариса насчитывало сорок тысяч человек. Это самый большой город за всю историю королевств. Из этих сорока тысяч — пятнадцать тысяч молодых, мускулистых солдат в самом рассвет сил. Они не проиграли ни одной войны. Их генералы — гении военного дела, а их оружие и доспехи — работа наивысшей сложности подвластная только самым искусным кузнецам. И всё это превратилось в пыль. Ходят легенды, что это произошло за одну ночь. Катастрофа такого масштаба от неизвестных магических сил. Страшный сон любого короля. И старый рыцарь идёт в самый его эпицентр с
