хирургических операций, поражая врачей своей невозмутимостью.
Бханте предупредил других монахов, что они не должны думать, будто смогут обрести плоды Дхаммы с помощью одного лишь samādhi. Не следует отделять самадхи от более масштабной цели Дхаммы — развития мудрости и избавления от страданий. Он сказал, что самадхи должно быть соединено с правильным воззрением, и не может быть правильного самадхи без правильного воззрения. Бханте считал, что иметь только самадхи было бы очень опасно: в таких обстоятельствах практикующие могут легко принять любую спиритуалистическую идею, всё равно какую. Они могут быть христианами, мусульманами, индуистами или следовать любой другой идеологии, поскольку без правильного воззрения они будут просто коллекционерами уникальных переживаний без понимания. (Бханте не соглашался с распространённым мнением, что другие религии также могут привести к освобождению от страданий. Однажды он сказал: «Они ищут постоянства»).
По этой причине он не рекомендовал стиль медитации С. Н. Гоенки, поскольку в нём отсутствует именно то, что необходимо — такое средство развития ума, которое могло бы способствовать росту мудрости. Просто наблюдая за “ощущениями”, человек не сможет разглядеть причины или условия, порождающие загрязнения ума. Такие инструкции используют лишь фрагменты Учения Будды, и их явно не хватит, чтобы привести человека к освобождению.
Является ли jhāna необходимой для достижения арахатства? Конечно, да — по крайней мере, первая. Но Бханте признал, что он не лучший человек для обсуждения этих продвинутых состояний концентрации и что за полезной информацией о них лучше обратиться к кому-нибудь другому. Однако он утверждал, что достиг состояния джханы во время чтения сутт, по крайней мере, в какой-то момент своей жизни. Похоже, что, читая беседы Будды, человек может одновременно на собственном опыте познать описанные в них вещи. Этот опыт может привести к отказу от взаимодействия с концепциями, к единению ума, душевной радости и физическому удовольствию. Пример именно такого случая можно найти в СН 46:3, где монах, исследуя Дхамму, выполнил все семь факторов просветления, включая самадхи, и реализовал Ниббану.
Дополнительно Бханте Ньянадипа разработал созерцания mettā для того, чтобы справиться с чувством раздражения и гнева. Сначала он формировал доброжелательное отношение к себе, которое затем становилось основой для развития метты по отношению к другим, и в итоге он смог уменьшить свою склонность к раздражению, поддерживая здоровое и доброе отношение ко всем существам.
Саддха
Со временем Бханте осознал, что его личный подход к Учению Будды был в основном направлен на веру. В суттах Благородные описаны как высокоразвитые ученики, достигшие такого уровня благодаря силе и влиянию одной из трёх черт характера: глубокой вере, интеллекту или мудрости, выдающемуся мастерству в самадхи. Бханте Ньянадипа считал, что его путь — это путь веры (saddhānusāri). Зная его, я понимал, что он скажет, что самадхи не его сильная сторона, и раньше я думал, что он достиг наибольшего прогресса благодаря использованию своего интеллекта. Но поразмыслив, я вижу, что саддха есть преобладавшее качество в его росте в Дхамме. Ведь как он мог променять датский комфорт на скитание по Шри-Ланке? Как он мог остаться в одиночестве, есть чужую и не всегда полезную пищу, спать под деревьями и жить в опасных глухих лесах, где водятся змеи, леопарды, медведи и слоны? Как бы прошёл он по грани смерти, если бы не было великой веры, доверия к Дхамме? Он порвал связи со своей семьёй и отношениями, со своим происхождением, с монастырями, и всё это из-за твердой убеждённости в том, что он на правильном пути. Невозможно сделать подобное без веры. Вера может пробудить огромную силу и отчаянную решимость рискнуть всем; вера в то, что Дхамма защитит того, кто добродетелен и предан медитации.
Великая вера Бханте также нашла отражение в его практике чтения строф (gāthā) из сутт. Он и вправду любил их. Он любил Дхамму. И он читал эти стихи с верой, и они её только увеличивали. Как сказал Будда: с исключительной решимостью, с надлежащей мудростью и самадхи можно обрести освобождение (saddhāvimutta).
Различия в характере и способностях монахов могут объяснить, почему иногда возникают различия в стилях преподавания, ведь каждый монах обладает уникальной натурой. Один учитель может вселять в сердца веру в Дхамму, как Бханте, в то время как другой может делать акцент на остром, холодном, пронзительном ударе прямо в сердце неведенья, как это делал Бханте Ньянавира. Иные могли бы подчеркнуть культивирование недвижности ума как опоры для глубинного прозрения, как старый друг Бханте — Ньянасумана. Бханте Ньянадипа часто говорил, что то, что работает для него, может не работать для других, и что каждый должен найти свой собственный подход. Впрочем, это не означало, что они обязательно должны следовать своим собственным предпочтениям, что, вероятнее всего, приведёт лишь к разрастанию уже сложившихся взглядов. Действительно важно найти способ радикально поставить под сомнение свои убеждения, взгляды и предрассудки и освободиться от них. Не следует уподобляться прыгающей обезьяне, которая, отпустив одну ветку, тут же хватается за другую. Фактически, необходимо развивать все три фактора ума: мудрость, невозмутимость и веру, и только позже человек узнает, какой из них в конечном итоге будет вести его по пути.
На вопрос о том, каков его собственный метод практики, Бханте Ньянадипа заявил, что это “наслаждение Дхаммой”. Регулярное чтение строф из сутт радовало его сердце, и можно было видеть, как сияло его лицо, когда Бханте читал строфы на пали перед собранием монахов. Он получал истинное наслаждение от их заучивания — это было ясно всем, кто его знал, и в подходящих обстоятельствах он произносил стих или два на пали. Даже когда он был болен и близок к смерти, когда его память была не совсем в порядке, он мог легко и с удовольствием прочесть любой стих, который он запомнил. Они были аккуратно записаны в его тетрадях, которые он носил с собой всю жизнь.
Бханте уделял большое внимание этим простым тетрадям, первая из которых была сделана во время проживания в лесу Синхараджа в 1981–1982 годах. В ней было около тысячи стихов, распределённых по разделам, которые он читал еженедельно по три получасовых сеанса в день: утром, после обеда и вечером. Он назвал свою тетрадь Sattānagāthā, и она продолжала расти во время его пребывания в Лаггале (с 1984 года). Когда она достигла примерно трёх тысяч стихов, пришлось завести новую (в Галамудане, в первом кути, в 1987 году), и тогда потребовалось три недели, чтобы
