у нас глупые обычаи!..
Она говорила, заводила себя, непроизвольно теребя мох на поверхности скалы. Вдруг у нее обломился ноготь и выступила кровь. Гюльнар в сердцах выругалась, но, увидев идущего Григория, замолкла. Он был не один.
- Они идут. - тихо произнесла Гюльнар
Я поднялась с места, глядя вперед. Григорий шел, утопая в песке, сквозь заросли инжира и винограда. За ним шел его друг.
- Это Андрей Масарин, это он! - взволнованно зашептала я.
- Вот познакомьтесь, - это мой друг Андрей, - еще не приблизившись, крикнул Григорий. У меня пересохло в горле и затряслись руки от волнения. Нет, это был не член Реввоенсовета Андрей Масарин - это был герой «Войны и мира» Андрей Болконский! Я часто вспоминала его образ и не хотела верить в смерть князя. А теперь он ожил и шел ко мне навстречу! И выглядел именно так, каким я себе представляла: гордый, серьезный, статный. Он сел на камне между мной и Гюльнар. Ему очень подходила черная военная форма. Она придавала его образу силу и некую грусть.
- Мой черный рыцарь, ты пришел за мной, не так ли?-спрашивало мое трепещущее сердце. Я молчала в оцепенении, не сводя глаз с Андрея. А он разговаривал с Григорием и Гюльнар, не обращая на меня никакого внимания. После произнес:
- Какой здесь странный, необычный пейзаж. Как же русскому человеку не влюбиться в эти виноградники, золотой песок и синее море? А этот камень, вероятно, ваш остров?
- Да, это наш остров, наша страна. А мы принцессы этой страны. Вы же - князь Болконский, не так ли? - ответила я, хотя он и не ко мне обращался.
Андрей обернулся и впервые посмотрел на меня внимательно. Гюльнар встряла:
- Не обращайте внимания на мою кузину. Она всегда фантазирует.
- Кроме того, перечисленные вами титулы не подходят для коммуниста, - усмехнулся Григорий.
- Вы считаете себя Наташей? - без улыбки спросил Андрей.
- Нет, - воскликнула я. - Я не смогла бы предать вас!
Сказав это, я покраснела, а Григорий и Гюльнар засмеялись. Лицо мое горело, я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Но губы Андрея неожиданно тронула улыбка. Он нагнулся в мою сторону, взял меня за руку и сладко-сладко поцеловал. После повернулся лицом к Григорию, и они продолжили свои политические суждения. Андрей пробыл в деревне несколько часов. Вечером за ним приехала машина, и князь моих вдохновенных грез уехал.
- О, боже! Если мне не суждено больше встретиться с ним, лучше умереть, - с грустью думала я.
Эта мысль долго не покидала меня. Неужели я всего один раз в жизни увижу человека, которого столько ждала! Надежд встретиться вновь почти не было. Где и когда это могло произойти? С отъездом Григория потеряется связь. Но я готова была любить Андрея и впредь, несмотря ни на что! Я пошла бы за ним хоть в Сибирь. И она была бы желаннее даже Парижа! После отъезда Андрея я старалась подвести к разговору о нем все наши беседы с Григорием. Побольше бы говорить о нем! И Григорий делал это с охотой и не скрывал особой привязанности к Андрею.
- Да, я восхищаюсь им! Все люди состоят из разных частиц. Но Андрей состоит из самых чистых, кристальных. Он бесстрашен, великодушен и обходителен. Мы вместе брали Кронштадт. Его отвага вдохновляла меня. Андрею не страшны никакие испытания. Ни голод, ни холод, ни боль. Он очень стоек. Для двадцатипятилетнего человека даже слишком. Просто кремень! - с жаром говорил Григорий о своем друге.
Эти похвалы лились бальзамом на мое сердце.
Отъезд Григория очень опечалил нас. Мы встретились по полудни на скале. И еще раз, в последний - после ужина, вечером. Было уже темно, но мы не расходились. Григорий и Гюльнар лобзались на валуне, а я представляла себя в объятиях Андрея. Его черная военная форма слилась с ночью, а мое платье напоминало огромную белую птицу. Мы целовались до потери памяти.
IV
К началу сентября мы вернулись в город. Было жарче, чем летом. Мы возвращались опечаленные: все знали, что потеряли свой дом.
Кое-как обустроились в городе - дом был конфискован. Но тетя Рена смогла отстоять две верхние комнаты. Остальные заняли какие-то музыканты. Мне пришлось жить с ней. Целыми сутками приходилось слушать духовую музыку. Играли что попало и как попало. Покоя не было совсем! Повезло только глухому мужу тети Рены. Он ничего не слышал и своим спокойствием выводил тетку из себя. А тетя, и без того нервная, стала совсем невыносимой, срывала свою злобу на окружающих. Спокойствие мужа ее так озлобило, что она жалела, почему его не арестовали.
- Что за беда? Всех мужей пересажали, а жены их, наконец, обрели покой. Одна я терплю тебя! Мне и в этом счастья нет!- сокрушалась тетя Рена, вздыхая и брюзжа.
Муж ее, приложил руку к уху, пытался что-нибудь расслышать. Но потом, пожав плечами, говорил: «Твой самый большой недостаток - слабоумие».
Сделав поводом мое сиротство, тетя Рена по-прежнему укладывала меня спать рядом. А муж ее спал в соседней комнате на узеньком диване. Его ноги свисали на пол, от неудобства он храпел до утра. Иногда храп был таким громким, что заглушал военный оркестр наших новых жильцов.
- Никогда не выходи замуж, девочка моя! - с горечью говорила тетя Рена, наблюдая всю эту картину. - От мужей один вред. Днем они терзают нашу душу, а ночью - тело. А уж порой и тело-то толком потерзать не умеют. Вот как мой олух!..
Я не верила своей тетке. Не верила, что Андрей Масарин будет мне в тягость. Но не спорила с тетей. Тетка моя и сама была не сахар. Мужу своему досаждала не меньше. Она специально говорила вполголоса, чтобы он больше мучился, напрягая слух.
- Что ты сказала? Что ты сказала? - то и дело переспрашивал он, сердясь. А жена делала ему знаки не кричать, указывая на дверь музыкантов. Он так и стоял, хлопая глазами и ничего не понимая.
Я любила свою тетку Рену. И не только за то, что она жалела меня. Мне нравились ее доброта, чувственность, ум, интерес к культуре и упорство. Тетя Рена была не из тех, кто сдавался без боя! Если уж быть до конца откровенной, даже ее недостатки мне нравились: и ее страсть к карточной игре, и вспыльчивость, и слабость
