Книга Конец вечности - Юлия Ветрова

Он много думал о предложении Бальтазара. Нет, патриотом он не был и даже играть в патриотизм не хотел. Просто там, по другую сторону, в недрах похожего на гигантского моллюска корабля, он тоже не видел для себя свободы. Бальтазар ошибся лишь в одном — не за то Ренгар ненавидел империю, что она не дала ему денег, славы или бессмертия. Империя с самого рождения честно сказала ему, что у него никогда не будет свободы. Всё, что делал он в своей жизни, натыкалось на презрение органов правосудия, всё, что он хотел сказать людям, оказывалось запретным, и всё заканчивалось шахтами, разбитыми в кровь губами, побегами и новыми арестами.

И Ренгар бы отдал эту чёртову империю с потрохами, если бы ему сказали, что там, куда его зовут, он будет свободен.

Он допил пиво залпом и мотнул головой, чтобы развеять накативший дурман, встал из-за стола, а затем двинулся к выходу.

— Когда будут деньги? — услышал он окрик бармена, но только махнул рукой.

— В последний раз запиши на мой счёт.

Ренгар успел подняться по лестнице и коснуться ладонью сенсорной панели, открывающей дверь, когда почувствовал ледяное дуло пистолета у виска.

— Давно не виделись, друг, — услышал он из-за спины голос Дезмонда и дёрнулся, но уже через секунду понял, что сильная рука выворачивает его локоть, а самого его впечатывает в стену щекой. Лицо Дезмонда оказалось совсем близко, но Ренгар не видел его — только чувствовал горячее дыхание у самого уха. — Твой кредит закрыт.

***

Свой визит к Ренгару Дезмонд готовил долго. И хотя то, что этот визит необходим, он понял сразу же, едва услышал имя из уст Галактиона, но воплощать решение в жизнь не спешил.

Мысль о мести отзывалась сладкой песней смерти в груди. В каком-то смысле можно было сказать, что ожидание приятнее самого процесса. Впрочем, он бы не тянул так, если бы не ворох проблем, взваленных ему на плечи Галактионом.

Знакомство с легендой привело Дезмонда в состояние перманентной эйфории. Ему было безразлично, что на окраинах Ойкумены бушует война. Притупилось отчаяние от недавней гибели центральной базы, а уж мысли о том, что он только что едва не лишился головы, напрочь выветрились из этой части тела.

Всё существо Дезмонда пело, когда он показывал Галактиону свои достижения — и хотя улыбка того казалась несколько натянутой, Дезмонд пришёл к выводу, что виной тому удивление.

— Вы станете нашим магистром? — спросил он, заканчивая показывать Галактиону то, что стало теперь их центральной базой.

Галактион почему-то потёр глаза.

— Это так необходимо?

— Да! Мы боремся за ваши помыслы!

Дезмонд и сам не заметил, в какой момент перешёл на вы — видимо, тогда, когда поверил окончательно. Перед ним был Галактион.

— Мне нужно поговорить с людьми. Я вовсе не уверен, что все этого хотят.

— Они захотят, — Дезмонд усмехнулся, но тут же прокашлялся, столкнувшись с отрезвляющим взглядом Галактиона, — конечно, только если захотят. Свобода выбора для нас прежде всего.

— Я рад, — согласился Галактион.

Он в самом деле встречался с командирами эскадрилий, а затем улетел, сославшись на дела в Каранасе — и Дезмонд не спорил. Он всё ещё пребывал в непривычной эйфории от близости легенды. А главным было то, что Галактион оставил ему номер, и почти каждый вечер они обсуждали планы по восстановлению Ордена.

Дезмонд даже не заметил, кто из них предложил эту идею. Она появилась легко, будто бы висела в воздухе всегда. Да так оно, в общем-то, и было — потому что Дезмонд ждал этого шанса всю жизнь.

С Галактионом было легко говорить — потому что он с полуслова понимал все его замыслы. И именно поэтому иногда с ним было трудно — например, когда речь заходила о Ренгаре.

— Ты мог быть на его месте, — говорил Галактион, едва почуяв, что планы Дезмонда по отмщению набирают обороты.

— Нет, не мог, — подобное сравнение оскорбляло Дезмонда до глубины души, — я был там. И я не предал своих. А он предал. И его надо убить, чтобы все понимали, что меня нельзя предавать.

— И что потом? Будешь строить власть на страхе? Думаешь, такой верности хватит надолго?

— При чём здесь это? — вопрошал Дезмонд, однако аргументов, чтобы объяснить свою позицию, пока не хватало — и в конце концов на аргументы Дезмонд плюнул.

Он принял к сведению самый весомый из доводов Галактиона против акта возмездия — этим доводом было то, что если Ренгар ещё жив, то за ним наверняка следят. И потому Дезмонд, выждав несколько недель, для начала отправил в систему, где он обнаружил Ренгара, несколько кораблей слежения, и только затем, удостоверившись, что если слежка и была, то её уже сняли, полетел туда сам.

Галактиону он, естественно, ничего говорить не собирался — спорить Дезмонд устал. Болтовня вообще не была его любимым делом.

Он молча сидел добрую половину вечера в уголке бара, где когда-то они выпивали вместе с Ренгаром и Меридиком, и думал, каким нужно быть идиотом, чтобы устроиться здесь на постой.

А потом, когда Ренгар встал и стал подниматься, последовал за ним.

Теперь ему казалось, что дуло бластера стало продолжением его руки — так явственно он ощущал, как соприкасается холодная сталь с горячей, порозовевшей кожей.

— Кредит закрыт, — прошептал он и вдавил, было, курок, когда из другого конца коридора услышал своё имя:

— Дезмонд!

Дезмонд чертыхнулся сквозь зубы и чуть повернул голову, стараясь рассмотреть говорившего, но не выпустить из зоны внимания и свою жертву.

— Что ты этим решишь?

— Мы это уже обсуждали, — процедил Дезмонд.

— И ты так и не смог мне ответить, — Галактион подошёл вплотную, и уверенность его в том, что Волк не выстрелит, неприятно проскребла Дезмонда по нервам.

— Я тебе сказал. Я не прощаю предателей.

— Скажи, что это даст лично тебе?

Дезмонд молчал. Только скрипнул зубами и снова повернулся к Ренгару, который и не думал вступать в разговор.

— Мне станет легче.

— Нет, не станет. Тебе будет так же хреново, как сейчас, потому что тебе плохо не от того, что ты думаешь о нём, а от того, что ты не можешь вернуть погибших.

— Зато его я могу пристрелить.

Холодная рука Галактиона накрыла его собственную.

— Дезмонд, убери. У нас с тобой много дел помимо мести.

Дезмонд невольно прикрыл глаза. Прикосновение было неожиданно приятным, и это «у нас с тобой» прозвучало так, будто в