снова раскрылась, упитанная накидала большой ложкой что-то серое в тарелку и подала Мякину.
— А сосед будет? — спросила она.
— Будет, — ответил за тощего Мякин.
Упитанная повторила процедуру подачи ужина, и Мякин оказался с двумя тарелками в руках.
— Да поставьте всё на тумбочку, — приказала упитанная, — и заберите чай!
Мякин подчинился, и через несколько секунд в его руках оказались, слегка повреждённые по краям, кружки с горячей тёмнокоричневой жидкостью. Пальцы рук обжигало, и Мякин, закусив нижнюю губу, быстро поставил чай на свою тумбочку.
— А хлеб? Хлеб есть? — спросил он упитанную.
Она молча достала откуда-то снизу тележки тарелку, кинула на неё пару кусков хлеба, отдала хлеб Мякину и двинула дребезжащее сооружение на трёх колёсах дальше. Дверь закрылась, и в палате наступила тишина. Тощий, сидя на своей кровати, настороженно наблюдал за манипуляциями Мякина, который разместил тарелки и чай по принадлежности и произнёс:
— Прошу вас. Будем ужинать.
— Почему вы взяли рыбу? — спросил тощий.
— А что, разве у нас был выбор? — ответил Мякин.
— У неё, — тощий махнул рукой в сторону двери, — наверняка было ещё что-то.
— Вы так думаете? — удивился Мякин.
— У них всегда что-то есть в запасе. Вы что, никогда не общались с персонами?
Мякин, немного подумав, ответил:
— Вы имеете в виду привилегированных?
— Да, у которых всегда что-то есть.
Мякин взглянул на свою тарелку. Кусок непонятной формы и цвета, обрамлённый серым веществом пюре, выглядел весьма уныло, но, вспомнив, что с утра он почти ничего не ел,
Мякин приступил к уничтожению ужина. Рыбу он расколошматил на небольшие кусочки, тщательно отделил их от костей, осторожно прожевал несколько кусков. На вкус это блюдо, учитывая мякинский пустой желудок, оказалось весьма приемлемым. Он попробовал холодное пюре — гарнир ему совсем не понравился. Мякин отложил тарелку в сторону и насытился куском хлеба, запивая его чаем.
Тощий всё это время молча внимательно наблюдал за Мякиным и, только когда Мякин поставил пустую кружку на тумбочку, заявил:
— Вы не боитесь их. Вы смелый. Отчаянно смелый.
Мякин догадался, что тощий голодует, и ответил:
— Да, еда не ахти какая, но жить-то надо. А вы что же, ужинать не будете?
— Я ужинал вчера. С меня хватит, — гордо ответил тощий.
Мякин прошёл в туалет, вымыл руки и, вернувшись, спросил:
— А вчерашний ужин был лучше сегодняшнего?
— Вчера меня навестили. Вот… — И тощий с достоинством открыл тумбочку.
Мякин посмотрел на пустые полки и удивлённо протянул:
— Да-а…
— Всего полно, не то что ваша рыба! Угощайтесь. — Тощий встал с постели и снова подошёл к окну. — Меня часто навещают. Почти каждый день. А у вас, я вижу, никого. Но вы не бойтесь, я вас не брошу, как некоторые.
Тощий в этот раз очень долго, почти полчаса не отходил от окна. Мякин не тревожил его, он тихо прилёг на свою постель и вспомнил, как супруга проводила его в клинику.
Она первой заметила неладное. Мякин возвращался с работы никакой, почти не ужинал, долго лежал в ванне и совсем не спал. Ночью ворочался в постели, тихонько вставал и уходил на кухню. Она часто заставала его там неподвижно сидящим за столом и смотрящим куда-то в угол.
— Мякиша, что с тобой? — спрашивала она Мякина и каждый раз получала один и тот же ответ:
— Всё хорошо. Не беспокойся. Иди ложись.
В конце концов она забеспокоилась и привела Мякина к врачу. Ничего особенного у Мякина не обнаружили. Рекомендовали почаще отдыхать, быть на свежем воздухе и некоторое время принимать успокоительное. Но супруга заметила, что ничто Мякину не помогает, наоборот он становится всё угрюмее и вообще перестал спать. Клинический доктор с труднопроизносимой фамилией, осмотрев Мякина и полистав его бумаги, заключил:
— Предлагаю полежать у нас несколько недель. Понаблюдаемся, подберём нужные лекарства. В общем, надобно полечиться.
Супруга тревожно покивала головой, собрала вещички и привезла Мякина в клинику. Палата Мякину понравилась. Всего два человека. Обстановка, хотя и скромная, но чистенькая, то есть жить можно. Единственное, что его обеспокоило, — это то, что с утра его никто не осмотрел и никаких процедур и лекарств ему не назначили.
— Я уже давно здесь, — тихо произнёс тощий. — Всё здесь изучил, всё знаю. Всех персон. Эта, которая с рыбой, очень вредная. С ней ни о чём договориться нельзя. Она у них главная по рыбе. Вы ещё настрадаетесь от неё. Я вообще с ней не разговариваю. «Здрасте», «до свидания» и всё. — Тощий обернулся. — Вы опять спите. Вы нас всё-таки погубите.
Мякин поднялся с постели и подошёл к двери, толкнул её наружу — дверь не поддалась.
— Бесполезно, — констатировал тощий. — Видите, нет ручек? Они нам не доверяют. Они думают, что нам ручки на дверях не нужны.
— Да, ручек нет, — согласился Мякин. — Надо постучать — может быть, откроют.
— Бесполезно, — повторил тощий. — Стучите, не стучите, всё равно ручку вам не дадут.
— Мне не ручка нужна, — пояснил Мякин. — Мне что-нибудь для сна.
— Для сна? — удивился тощий. — Зачем? Мы же должны бдить, то есть караулить. Вы же индивид два. Вы сами согласились, а теперь… — Тощий нервно заходил кругами по палате. Заложив руки за спину, он продолжал наставлять Мякина: — Если мы будем спать, они обязательно придут. Вы помните, кто они? Они персоны. От них можно ожидать чего угодно. Я уже давно не сплю. С самого начала и до сих пор они не справились со мной. А если бы я спал, вы бы не узнали меня. Я был бы не я, а кто-то другой. Кто-то другой, — несколько раз повторил тощий. — Вот вы сейчас индивид два, а можете стать кем-то другим. Вы хотите стать другим?
Мякин вспомнил, как он хотел стать новым человеком.
— Вы молчите — значит, не хотите стать другим, — продолжил тощий. — Что значит «быть другим»? — Он задал вопрос и остановился. — Другим? Вы понимаете, что это значит?
Не дожидаясь ответа, тощий двинулся дальше по кругу и продолжил рассуждения:
— Друг — это друг. Он должен понимать меня, а другой — он не друг. Я его не понимаю, и он меня тоже. Одним словом, если я стану другим, я перестану понимать сам себя.
Тощий снова остановился, видимо, осмысливая сказанное.
— Понимать себя? — Он продолжил своё круговое движение. — Вы понимаете себя?
Тощий снова остановился, словно натолкнулся на какое-то невидимое препятствие.
— Вы понимаете себя? — повторил он вопрос.
Мякин стоял у двери и не знал, как ответить. Сначала он решил сказать что-нибудь неконкретное и произнёс:
— Не всегда. Иногда…
— Не увиливайте, — прервал его тощий. — Я спрашиваю вас: вы понимаете себя?
