домика, вырывались облачка пара.
Прилетел мыш Терентий и уселся на конёк крыши, прямо над головой пса.
Рамзес сладко причмокнул во сне и переложил тяжелую голову с одной лапы на другую.
Мыш многозначительно кашлянул.
На пса это не произвело ровно никакого впечатления.
Тогда Терентий расправил кожистые крылышки и спланировал вниз, прямо к морде пса.
Чёрный и влажный нос выпустил струю тёплого воздуха, и Терентия чуть не сбило с лапок, но он удержался, помогая себе коготками на кончиках крыльев.
Рукокрылые, — так называют люди летучих мышей.
Терентий нетерпеливо постучал пса по носу. Тот фыркнул, клацнул зубами, словно ловил муху, и лениво приоткрыл один глаз.
Перед ним мельтешило нечто мелкое, неуловимое — зрение у Рамзеса было уже не то, что в молодости. Но нюх пока не подводил, и сейчас он подсказал сонному собачьему разуму, кто перед ним.
— Ну что тебе? — спросил пёс. — Ночь скоро, не мешай спать.
— Слышали новость? — возбуждённо пискнул мыш. — Девочка пропала.
— Не знаю никаких девочек, — сердито буркнул Рамзес и отвернулся. Холодно. Лапы ломит к перемене погоды. Ночью наверное пойдёт снег…
— Как же не знаете, господин пёс, — не отставал Терентий. — Маша! Ваша подопечная. Пошла в школу и не вернулась.
Рамзес вскинул голову и принюхался. Как всегда, неистребимый запах хозяйки дома превалировал над всеми остальными.
Сигаретная вонь смешивалась с запахом сырой земли, прелых листьев, крошечного крылатого создания перед носом, с тонким, доносящимся с соседнего участка запахом крови и болотной тины…
Маша сегодня не проходила.
Точнее, утром она вышла, вместе с хозяйкой села в машину и они уехали — Терентий сказал, в школу.
Но обратного следа он не чуял.
Странно.
Дни для Рамзеса были как плоские бублики, нанизанные на единую непрерывную нить. Каждый бублик неуловимо отличался от других, и в то же время, это был один и тот же бублик. С тем же запахом, с тем же вкусом…
Но в сегодняшнем дне-бублике что-то изменилось.
В нём не было Маши.
Пёс тяжело поднялся на лапы и наклонил голову к самой земле, уставив нос на мыша Терентия.
— Докладывай, — коротко гавкнул он.
— В школу приехала, как обычно, — с готовностью сказал мышь. — Сидела на уроках. Но в автобус не села, а пошла на остановку и забралась в трамвай. Больше я ничего не знаю: за трамваем мне не угнаться… — Терентий продемонстрировал крохотное, тонкое, как у бабочки, крыло.
— Ох, грехи мои тяжкие, — пёс и исчез в домике. Через минуту появился, неся в зубах широкий кожаный ошейник. — Проморга-и, — пробурчал он сердито и сплюнул ошейник на землю. А потом подцепил его носом и попытался надеть. — Помоги, — рыкнул он мышу, и Терентий, взлетев псу на холку, вцепился лапками в кожаную петлю и потянул изо всех сил.
— Зачем это вам? — спросил любопытный мыш.
— Для солидности, — пояснил Рамзес. — Увидев меня в ошейнике, люди не будут пугаться. Пёс в дорогом ошейнике — это респектабельный гражданин, а не шелупонь бродячая.
— Это как для людей — одежда, — кивнул понятливый мыш. И оглядел своё маленькое, покрытое серой шерсткой тельце. Ему никакая одежда не требовалась.
— Что-то типа того, — буркнул Рамзес и устремился к калитке в дальнем конце сада.
Калитка выходила на реку. Там, на асфальтированной площадке притулились мусорные баки — общие с соседями.
Там же проходила беговая дорожка, а дальше — проезжая часть, за которой и несла свои воды река, закованная в серый каменный панцирь и неприветливая в это время года.
Рамзес приподнял носом перекладину металлического засова, толкнул калитку лапой и вышел на беговую дорожку.
Не глядя толкнул калитку теперь уже задней лапой, послушал, как упал на место засов, удовлетворённо кивнул и потрусил по беговой дорожке в сторону школы.
Мыш Терентий перелетел через калитку поверху, а потом сложил крылышки и устроился на ошейнике Рамзеса, вцепившись коготками в кожаную петлю.
* * *
Маша обошла весь второй этаж интерната, а Мишки всё не было.
Она даже отыскала Светку — девочка сидела в одном из классов, перед лицом её парил уже не один карандаш, а целый десяток, и когда Маша с криком радости бросилась её обнимать, никак не отреагировала.
Точнее, отреагировала: сбросила Машины руки, оттолкнула девочку от себя и вернулась к своему занятию.
— Света! — позвала Маша и потрясла её за плечо. — Это я, Маша!..
При звуках её голоса Светка оторвала взгляд от карандашей — те сразу попадали на парту — и посмотрела на Машу. В глазах её мелькнуло узнавание, она даже хотела что-то сказать…
Но глаза уже потухли, а бледное круглое личико сделалось пустым, равнодушным.
— Светка! — забыв обо всём, завопила Маша. И почувствовала руку на своём плече…
Чёрт. Совсем забыла о конспирации, — поругала себя Маша и нехотя повернулась.
Держал за плечо её незнакомый мальчик в очках. Также, как и Эльвира, выглядел он старше других детей в классе.
— Не кричи, — сказал мальчик строго. — Садись на место и решай задачку.
И указал на пустую парту.
Такой же надсмотрщик, — решила Маша. — Староста, блин.
— Я писать хочу, — выдала свою коронную отмазку Маша.
— Тогда иди в туалет, — разрешил мальчик.
Пока он не передумал, Маша поспешила уйти.
Светка была такая же зомби, как и все, и Маша просто не знала, как ей помочь.
Делать нечего, — и снова она стояла у подножия лестницы. — Придётся идти на третий этаж…
Туда идти совсем не хотелось. Во-первых, это было ещё дальше от выхода из здания. А во-вторых, оттуда и несло подгоревшей кашей, но запах не пробуждал аппетита, а казался неприятным и даже страшным.
Так пахло от девочки, которую человек в сером халате унёс из класса.
От той, которую Очкастый назвал «это».
Маша поёжилась.
А потом сглотнула, взялась для смелости за перила и поставила ногу на ступеньку.
* * *
— Где ты видел её в последний раз? — спросил Рамзес у мыша, стоя рядом с большими чугунными воротами, которыми запирали школу на ночь.
Здесь было слишком много запахов. Детская обувь, следы покрышек, каблуки взрослых…
Я слишком стар для этого дерьма, — печально подумал пёс.
Когда-то он мог унюхать след муравья, и отпустив его в огромный муравейник, найти на следующий день.
Теперь он почти ослеп, всё время хотел спать, а лапы при каждом шаге ломило так, словно внутри суставов было стекло.
Но делать нечего: девчонку надо искать.
Это его вина. Он взялся охранять малышку, а теперь она пропала. Его вина. И его ответственность.
Казалось бы: нет ничего легче! Ребёнок под присмотром мамы — та носилась с девочкой, как с тухлым яйцом.
Синекура, — думал Рамзес. — Как раз самое то, на старости лет. Непыльная работёнка, тёплая будка, сытная кормёжка…
Что ещё нужно старому пограничнику на пенсии?..
— Маша пошла к остановке, — слетев с ошейника, Терентий вился рядом с мордой Рамзеса.
От его крылышек воздух едва заметно колыхался, и только по этим колебаниям, а ещё запаху, пёс чувствовал присутствие друга.
Остановка была метрах в ста от ворот школы, и уже на подходе Рамзес уловил знакомый запах.
От девочки всегда пахло по-особенному. К чистому детскому духу примешивались запахи чернил, электроники, обкусанных ногтей, испачканных коленок… Маша не слишком любила мыться, и сейчас Рамзес был ей за это благодарен: чёткий сине-малиновый аромат до сих пор витал в воздухе, несмотря на то, что девочка проходила здесь несколько часов назад, и после неё на остановке побывало ещё около сотни людей.
— Трамвай ходит по рельсам, — размышлял Рамзес вслух, частично для того, чтобы привести мысли в порядок, частично — для Терентия, который вновь устроился на ошейнике. Веса его пёс не чувствовал. Зато слышал быстрое биение крошечного сердца и тихое дыхание. — Он идёт в одну сторону, и если мы пойдём следом и будем нюхать каждую остановку, то узнаем, где Маша из трамвая вышла.
— А если рельсы раздвоятся и она поедет по другому маршруту? — спросил мыш.
— Вот когда раздвоятся, тогда и подумаем, — буркнул Рамзес. Всё-таки он был пограничником, а не профессором тригонометрии. И привык решать конкретные задачи в конкретных боевых условиях.
На шестой
