Сукины дети 5. Жмурки
Глава 1
Тихо было в доме. Не бормотал телевизор, не гремели чашки на кухне, не текла из крана вода.
Только старинные ходики на стене отмеряли тонюсенькие дольки времени: тик — так, тик — так…
Маше не спалось.
Сначала она долго слушала ходики. Потом начала считать овечек. Как всегда, в стадо затесалась одна паршивая овца, которая никак не хотела прыгать через заборчик. Стояла себе с независимым видом и жевала одуванчик.
В общем, с овечками не срослось.
Шумно вздохнув и перекатившись на бочок, Маша стала смотреть на стену. Желтые лунные квадраты лежали на ней, обрисованные окном. И всё. Ничего интересного.
Подушка душная, одеяло кусачее… — сердито пробормотала Маша и спустила ноги на пол.
Зябко.
Но тапочки надевать нельзя: такая хитрая у них подошва, что топот слышен аж на первом этаже, где сидит на кухне тётка, читая детектив, прихлёбывая кофе и куря одну сигарету за другой.
Услышит топот — примчится, начнёт кудахтать.
Придётся врать, что захотелось в туалет, спускаться по гулкой лестнице, журчать водой из крана…
На цыпочках Маша подбежала к окну, взобралась коленками на пуфик и открыла окно.
В лицо ударила влажная ладошка ветра, забралась под ночнушку, и противные толстые мурашки с холодными лапками побежали по спине.
Соскочив с пуфика, Маша вернулась к кровати, содрала одеяло и закуталась в него с головой. Затем вернулась на свой пост.
У соседей горел свет.
В светлых окнах двигались смутные тени, их перечеркивали голые ветки сирени, которые трепал ветер.
Лёжа пузом на подоконнике и шмыгая носом, Маша принялась фантазировать, что же там происходит.
Сестрички собираются на дискотеку, — мечтала Маша. — Красят губы, мажут чёрной тушью ресницы, брызгают на себя духами…
Она ещё не знала, как их зовут, поэтому про себя называла просто: сестрички.
Рыжая, синеволосая и с чёрными, как крыло грача, дредами.
Вот скрипнула калитка: по тропинке, меж белёсых от изморози кустов, прошел белобрысый. Взбежал на высокое крыльцо, распахнул дверь и исчез.
Через секунду его силуэт присоединился к сестричкам. Те запрыгали вокруг белобрысого, отняли большую сумку — в голове Маши всплыло загадочное слово «саквояж».
А потом все четверо ушли — наверное, на кухню, чай пить. Кухня была с другой стороны дома, который звался маняще и таинственно — один раз Маша пробралась к калитке и прочитала вывеску: туристическое агентство «Петербургские тайны».
— Привет, — на подоконник приземлился летучий мышь Терентий. Сложив крылышки, он легко простучал коготками по жестяному козырьку и посмотрел на Машу круглыми навыкате глазками. — Опять подглядываешь?
Маша фыркнула.
— И ничего я не подглядываю, — буркнула она. — Не спится мне. Скучно.
— Я вот тоже по ночам не сплю, — согласился мышь Терентий. — Летаю вот…
— Везёт тебе, — с завистью сказала Маша.
— Что да, то да, — не стал отнекиваться Терентий. — Живу себе на чердаке… Слушай! А переезжай ко мне. Я тебе свой любимый гвоздик уступлю.
Однажды днём, когда тётка ушла в институт, Маша пробралась на чердак и видела, как мыш Терентий спит кверху лапками, уцепившись коготками за гвоздик в потолке.
— Нет, спасибо, — она скорбно тряхнула косичками. — Мне кажется, я не очень хорошо умею спать вниз головой.
— Дело практики, — пожал крылышками Терентий.
— Слушай, — сказала Маша. — А тебе разве не холодно? Мы проходили, что летучие мыши зимой впадают в спячку.
— Так то — зимой, — назидательно фыркнул мыш. — А сейчас осень. И вообще: я — необычный мыш. Не такой, как все. Я даже в морозы летать могу, — похвастался Терентий и тоже посмотрел на соседний дом.
Вновь показался белобрысый. Но не на первом этаже, а на втором — в большом прямоугольнике окна вспыхнул желтый уютный свет.
Стягивая на ходу куртку, белобрысый скрылся в глубине комнаты.
— Сегодня Сашхен пахнет железом и кровью, — доверительно сообщил мыш Терентий. — Значит, на охоту ходил.
— Сашхен, — Маша сморщила конопатый носик. — Дивчачье какое-то имя.
— Не знаю, — буркнул обиженно мыш. — В этом я не разбираюсь.
— Ладно, расскажи про охоту, — подольстилась к нему Маша. — На кого можно здесь, в городе, охотится?
Девочка устроилась поудобнее: начиналось самое интересное. Взрослые никогда не говорили о крови, смерти и других жутко любопытных вещах — оберегали детскую психику.
Зато разговоры с Терентием были почти как те, что велись по ночам в детдоме, после отбоя.
Маша скучала по детдому.
Но с мышом было даже интереснее: всё, что он рассказывал, происходило на самом деле.
В это время внизу опять скрипнула калитка.
Маша, навалившись на подоконник, высунулась подальше — уж очень хотелось увидеть, кого ещё принесло в «Петербургские тайны» на ночь глядя.
— А это Алесан Сергеич, — представил Терентий нового посетителя.
Но Маша только фыркнула: его она уже знала.
— Он только прикидывается человеком, — доверила она мышу тайну. — А сам — чёрт.
Терентий посмотрел недоверчиво, моргнул круглыми глазками… Сначала одним, затем — другим. Но ничего не сказал: в чертях он тоже не разбирался, они ему были до лампочки.
Маша вздохнула. Эх, не оценил Терентий тайны. А тайна была здоровская. Вот бы ребятам из детдома рассказать! Как этот самый Алесан Сергеич поднимается по ночам на крышу и скачет там, крича на тёмное небо…
Да-да-да, она сама видела.
Уборщица в детдоме, придурочная Щучка, всегда, когда ветер дул с моря и гремел черепицей, говорила: черти пляшут на трубе.
И кто теперь скажет, что она не права?..
Маша даже собиралась поведать о чёрте тётке, да передумала. Не поверит. А ещё может в другую комнату спать отправить, с окнами на соседнюю улицу.
На самом деле, никакая она была не тётка — Маша просто решила так звать про себя женщину, которая забрала её из детского дома в Севастополе.
Дом расформировали — от слова совсем. Многих разобрали по семьям сердобольные граждане, а тех, кого никто не взял, отправили в другие детдома по всей стране.
Маша им не завидовала: кто знает, как отнесутся к сироткам на новом месте?..
Но и к тётке привыкать решила погодить. Вообще-то она была добрая, и совсем не жадная. Накупила Маше новых платьев, игрушек, и есть разрешала всё, что хочется…
Но богатый жизненный опыт давно научил Машу не доверять взрослым — в отличие от детей, за добрыми улыбками те частенько прятали злое сердце.
Вот взять детдомовскую медсестру Лидочку: как только Маша её увидела, сразу решила, что Лида — самая красивая девушка на свете.
А уколы делала страсть, как больно.
Зато повариха тётя Глаша, толстая, как Мюмла, и с таким количеством бородавок, что на них росли СВОИ бородавки, была добрейшим существом. Когда тётя Глаша улыбалась, лицо её становилось похоже на печёное яблочко, а готовила она так вкусно, что лучше Маша нигде и не ела. И киселя дополнительную порцию всегда давала.
Маша тяжело вздохнула.
Тётка никогда не готовила. Все продукты она заказывала через интернет, с доставкой на дом, а потом только размораживала в микроволновке готовые обеды — и всё.
Конечно, — горько думала Маша. — Попробуй с такими накладными ногтями хлеб порезать — тут же полпальца оттяпаешь, как здрасьте.
Вообще-то у них в детдоме детей кому попало не давали. Но тётка чем-то понравилась директрисе, Альбине Фёдоровне, и даже муж у неё был — только в командировке.
Поселившись с тёткой в Петербурге, Маша всё время ждала появления этого непонятного мужа, и в глубине души очень боялась — сама не знала, почему.
Пока Маша лениво размышляла на отвлечённые темы, Алесан Сергеич тоже скрылся в доме.
На трубу не полез, — пожалела Маша. А зря…
По всем комнатам моментально загорелся свет, через открытую форточку послышался громоподобный рык:
— Звезда моя!
Вот Маше кричать по ночам не разрешали. И всего-то один раз это было: спустилась по водосточной трубе к псу Рамзесу, который жил в отдельном домике, очень похожем на человечий: у него там и кровать была, и душевая кабина и даже маленькая кухня.
Сначала Маша
