в Но-вогрудский, так как Минск к тому моменту советские войска уже оставили.
Тридцатого июня в окрестностях населенного пункта Мир к отряду присоединились остатки штаба 10-й армии, разгромленного при попытке пересечь шоссе Барановичи-Минск. Вместе со штабными пограничники получили два таких неоценимых подарка, как командующий 10-й армией генерал-майор Голубев (который уже пять дней ничем не командовал) и заместитель наркома обороны маршал Кулик.
Генерал Голубев был туп в тактике и стратегии, не обладал харизмой крупного военачальника, однако являлся большим экспертом по личному комфорту, о чем потом вспоминал его начальник генерал-полковник (впоследствии маршал Советского Союза) Андрей Иванович Еременко (впрочем, тоже изрядно грешный): «Что я обнаружил в 43-й армии? Командующий армией генерал-лейтенант Гэлубев вместо заботы о войсках занялся обеспечением своей персоны. Он держал для личного довольствия одну, а иногда и две коровы (для производства свежего молока и масла), три-пять овец (для шашлыков), пару свиней (для колбас и окороков) и несколько кур. Это делалось у всех на виду, и фронт об этом знал.
КП Голубева, как трусливого человека, размещен в тридцати километрах от переднего края и представляет собой укрепленный узел площадью один-два гектара, обнесенный в два ряда колючей проволокой. Посредине - новенький рубленный, с русской резьбой пятистенок, прямо-таки боярский теремок. В доме четыре комнаты, отделанные по последней моде, и подземелье из двух комнат, так что хватает помещений и для адъютантов, и для обслуживающих командующего лиц. Кроме того, построен домик для связных, ординарцев, кухни и охраны. Подземелье и ход в него отделаны лучше, чем московское метро. Построен маленький коптильный завод. Голубев очень любит копчености: колбасы, окорока, а в особенности рыбу, держит для этого человека, хорошо знающего ремесло копчения. Член военного совета армии Шабалов не отставал от командующего.
На это строительство затрачено много сил и средств, два инженерных батальона почти месяц трудились, чтобы возвести такой КП. Это делалось в то время, когда чувствовалась острая нехватка саперных частей для производства инженерных работ на переднем крае. Штрих ярко характеризует этих горе-руководителей. Шабалов по приказу должен заниматься тылами, но ему некогда, и тылы запущены, особо плохо выглядят дороги... В этой армии... от командарма до командиров частей каждый имеет свою личную кухню и большое количество людей, прикомандированных для обслуживания... Много семей комсостава приехало к офицерам - народ начал перестраиваться на мирный лад. Это очень плохо влияло на боеспособность войск».
А вот как о начальнике Главного Артиллерийского Управления маршале Кулике вспоминал его заместитель, генерал-полковник артиллерии (впоследствии главный маршал артиллерии) Николай Николаевич Воронов:
«Г И. Кулик был человеком малоорганизованным, много мнившим о себе, считавшим все свои действия непогрешимыми. Часто было трудно понять, чего он хочет, чего добивается. Лучшим методом своей работы он считал держать в страхе подчинённых. Любимым его изречением при постановке задач и указаний было: „Тюрьма или ордена'1. С утра обычно вызывал к себе множество исполнителей, очень туманно ставил задачи и, угрожающе спросив „Понятно?", приказывал покинуть кабинет. Все. получавшие задания, обычно являлись ко мне и просили разъяснений и указаний».
Как говорится, картина маслом. Впрочем, в присутствии майора Здорного оба больших начальника вели себя скромно, пальцев не растопыривали и требований не предъявляли, ибо в его отряде они находились исключительно на должностях приживалов-попутчиков. Да и наркомат у майора был страшненький, и неважно, что он числился в Главном Управлении Пограничных Войск, а не Государственной Безопасности. В любом случае после выхода из окружения в компании маршала Советского Союза и командующего армией его рапорт ляжет на стол к всесильному наркому Л.П. Берии. И если там будет написано что-то не то - как минимум, это конец карьере, а то и жизни. Кулика, кстати, понизили сразу, а вот генерала Голубева практически до конца войны пытались использовать в должности командарма.
Вырваться из Новогрудского котла пограничникам и приставшим к ним лицам удалось только второго июля, проскочив в щель, которая приоткрылась в результате того, что 17-я панцерди-визия, вопреки распоряжениям фельдмаршала фон Бока, снялась с позиций и направилась на восток выполнять последующие задачи по плану «Барбаросса». Впрочем, бойцы и командиры майора Здорного этим вопросом не заморачивались, а двинулись дальше в сторону фронта.
Шли ночами, пока в небе висела растущая луна, а все остальное время отсиживались на дневках в лесных массивах. Двигаться днем было слишком опасно: в воздухе постоянно присутствовали немецкие самолеты, высматривая выходящие из окружения группки советских бойцов.
И вот около полудня пятого июля выставленный возле дневки секрет задержал двоих мужчин в штатском. Это германские пехотинцы-топтуны могли пройти мимо этих двоих гражданских и не обратить на них внимания, но в погранвойсках служат прирожденные физиогномисты - они сразу заподозрили, что эти мужчины, причем оба, являются кадровыми командирами в немалых чинах. Когда задержанных доставили к месту стоянки, то их тут же узнали генерал Голубев и маршал Кулик, а также их подхалимы из состава остатков штаба 10-й армии. Непонятные незнакомцы оказались генерал-лейтенантом Карбышевым и его адъютантом полковником Суха-ревичем. Они выходили из окружения вместе со штабом 10-й армии, и покинули его перед прорывом через шоссе Барановичи-Минск, ибо для Карбышева, имевшего опыт Первой Мировой Войны, было понятно, что под руководством таких гениев тактики, как Голубев и Кулик, можно прийти только в плен. Самостоятельно проникнуть через кольцо окружения им было гораздо проще, тем более что Дмитрий Михайлович Карбышев знал немецкий язык как родной. И вот опять нежданная встреча.
Тут надо сказать, что Кулик и Карбышев, являясь прямыми противоположностями, ненавидели друг друга со всем пылом души. Точнее, не так. Кулик Карбышева ненавидел по классовым основаниям и изводил претензиями9 все время, пока они вместе с людьми генерала Голубева выходили из окружения у самой западной границы. Карбышев же Кулика... не замечал, ибо, как настоящий человек, был выше низменных обезьяньих эмоций.
И вот, когда они снова оказались в одной компании, маршала опять понесло во все тяжкие... А то как же. Кулика, старшего фейрверкера старой армии, на поверхность бытия вынесла мутная волна гражданской войны, чему помогло личное знакомство со Сталиным во времена обороны Царицына. За участие в подавлении Григорьевского восстания в мае 1919 года награждён орденом Красного Знамени. С июня 1920 года - начальник артиллерии 1-й Конной армии, в составе которой участвовал в боях против войск Деникина, Врангеля, в Советско-польской войне. В 1921 году за заслуги на этом посту награждён вторым орденом Красного Знамени, а в 1930 году (к юбилею обороны Царицына) - третьим. В 1936 году под псевдонимом «Генерал
