Агалар? От того, что не уберегла своего внука? — не сдержался Мосс.
— От того, что потеряла в тот роковой день всю семью и так и не простила себя. Хоть и спасла чужое дитя.
Луйс выпрямился, это было уже интересно. Но вмешайся он в разговор, рискует напомнить о себе, о том, что он чужак, и они замолчат. Похоже не все так идеально и спокойно в этой деревне. До этого момента он считал, что эту деревню обошли события двадцатилетней давности и кроме тайн, скрываемых Старым Потом, все остальное слишком банально и просто для того, чтобы вызвать его любопытство. Он и тогда не сразу поверил, когда поиски дитя привели его в эту забытую Создателем глушь. Надо бы поговорить со Старухой.
* * *
— Скажи мне, что скрываешь?
— Я раскрытая книга, хочешь знать — спроси, если знаешь, что спрашивать.
— Старуха, ты ведь догадываешься, кто я? Загадки оставь смертным, мне нужна тайна.
— У меня много тайн, которые известны всем.
— Чем обязан кузнец деревне?
— Это не моя тайна, не мне ее раскрывать.
— Смеешь мне отказывать?
— Я не боюсь тебя! Я выжгла душу, поэтому тебе не достанется ничего.
— А меня не интересуют души, я караю тело!
— У тебя нет надо мной власти!
— Как знать… если скажешь, что скрываешь! Связан ли кузнец с пророчеством?
— Возможно, как знать, кто из тех семей был связан, а кто оказался невинной жертвой. — она зашлась в кашле, перешедшем в истеричный, но горький смех. — Потеряла одного, помогла другому и лишь время покажет, кто связан, а кто нет. Но грех на наших руках не смыть.
— Интересно. Ты не вспомнишь меня.
— И не забуду.
Шум вырвал меня из ее сна, вытянул так резко, будто хлопнула дверь. Придя в себя, я увидел, что не ошибся в предположениях. Двое — кажется, были на собрании — ввалились в кузню в лучшем виде смертного уродства: грязные, взлохмаченные, стеклянными глазами и мокрыми ртами. Запах алкоголя и пота сразил бы наповал, будь я чувствителен хоть немного к этим мерзостям. Они еле передвигались на своих убогих конечностях, еще немного и перешли бы в свой первобытный вид, упав на четвереньки и ползая. Я усмехнулся картине, как эти два червяка падают ниц и ползают предо мной. Знали бы они. Но не время. Поэтому пришлось встать и сделать вид недоумевающего олуха.
— Вы что-то хотели?
— А-а-а, красавчик-новичок, а мы тут это, помочь пришли, так что ты это, говори, чего делать-то.
— Нам помощь не нужна!
— Тс-с-с! — руки грязные, засаленные, и как его не стошнило, когда он прижал этот толстый палец к своему рту. — Тс-с-с! Еще как нужна! Нам это, как его, приказ же был. Где хозяин?
— Я еще раз повторяю: нам помощь не требуется! Идите по домам!
— Слышь, а чего это ты нас прогоняешь? Ты тут, это, как его, не хозяин. Рун, скажи!
— Ты тут не хозяин!
Я начал выходить из себя. Еще немного и они уже никуда не уйдут. Никогда.
— О, вот этим надо? Куда, сюда бить? Рун, надо огонь развести, а то как же мы тут это как его, ковать будем.
Вероятно, Рун был смышлёнее этого идиота, либо верно растолковал, как сжались мои кулаки и заходили желваки. Он, не отрывая взгляда от меня, стал оттаскивать напарника от стола с инструментами.
— Ты чего это? Говорю, огонь разведи. Тут это… о, а это что? Ой, простите, уронил.
— Подними! — еще секунда и я не смогу более сдерживать ни силу, ни тело.
— Что? Это? Или это? — он начал бросать со стола инструменты. — А это что? Лови! — в меня полетела заготовка, и это был конец. Его конец.
— Э-эй, ты чего? — он судорожно сглотнул. — Твои глаза!
— Т-ты… К-к-кто т-ты?
Тряситесь, смердящие. Страх в ваших глазах — м-м-м, наблюдал бы вечность. Но время не на нашей… не на вашей стороне! Время. То, чего у меня нет, чтобы тратить на эту жалкую грязь под ногтями. Бессонные ночи до конца жизни, думаю, достаточное наказание… пока.
— Пошли вон!
— Д-да, мы… мы уходим. Рун?
Рун может стать проблемой, так как оказался не настолько пьян, чтобы списать увиденное на алкогольный бред, но ему никто не поверит. Хотя я мог бы избавить себя от проблем, оказав тем самым и миру небольшую услугу — уменьшить популяцию недоразвитых животных.
— Проваливайте! Я забуду о том, что было здесь и вам вспоминать не советую.
— А ч-что было? Зашли тут это поздороваться, поблагодарить! Да, Рун?
— А? Да, поздороваться.
[1] Книга Екклезиаста, или Проповедника 3:1-8
Глава 15. Сопротивление (Ранее 19. В каждой шутке и 2 °Cкажи мне правду)
Ида мерила шагами комнату, прокручивая в голове тысячи вариантов того, что скажет отцу, разыгрывала тысячи схем, ведя мысленный диалог. Она понимала всю бессмысленность этого мучения, потому что в момент самого разговора ни одно предложение, ни один аргумент не всплывет в памяти, будто их смыло той волной сомнения, что сейчас бушевала за дамбой — с появлением отца дамбу прорвет. И не останется слов, не останется смелости, не останется голоса. Ида хотела подготовить речь письменно, чтобы не забыть, не отклониться, не запутаться, но посчитала, что в их ситуации управление нужно полностью отдать сердцу. Она любит отца, именно поэтому злится. Она злится, потому что он не доверял ей, он скрыл от нее правду и решил за нее, лишив ее права выбора. Он решил, что для нее лучше. Да, хотел как лучше. Но это ее право. Делать выбор и принимать решение — ее право, не привилегия.
И как и ожидалось, все мысли смыло волной, когда она увидела побледневшего отца, влетевшего в дом. Запыхавшийся, будто пробежал вокруг деревни не меньше пяти раз, взлохмаченный, с испачканными штанами на коленях — он что, падал? — он схватился за косяк и наклонился перевести дух.
— Нам надо уехать, — не поднимая головы, произнес он надломленным голосом. — В деревне больше небезопасно.
Из Иды будто выкачали весь воздух, ей показалось, что уши заложило, в голове начал проноситься гул, который не позволял услышать, что продолжал говорить отец. Она видела шевелящиеся губы, но звуки исчезли. Комната начала сжиматься и еще мгновение — все поплывет перед глазами.
— Ида? Ты… присядь, … хорошо! Я … посмотри … меня, — до нее долетали обрывки произнесенных им слов. Война? Имперские отряды?
— Что это все значит? — еле слышно промолвила она, постепенно обретая контроль над телом и мыслями.
— Не знаю, но нужно уехать из
