и князь. Он тоже выглядит побито и вовсе не производит впечатление павлина всего Небесного Царства.
– Братец Хушэнь, – оборачивается Юэ Ту к Тигриному Богу, – добудь-ка мне крови нашей Бесовочки.
Хушэнь кивает, берет из рук Зайца чашу и направляется к ней. Чего это он такой послушный стал? Не иначе как во время недавней попойки у них что-то случилось?
Однако как только Хушэнь приближается к той, что еще недавно была Чжао Лань и блистала красотой, она скалится и складывает когтистые ладони в жесте заклинателя.
Фэн Лэйшэн оказывается быстрее – оглушает ее, но недоделанное заклинание все-таки бьет ему в грудь. Он дергается, шипит сквозь зубы и прижимает ладонь к ране. Тонкие длинные пальцы окрашиваются кровью, и я невольно дергаюсь. Ненавижу, когда мои стражи вот так глупо геройствуют! Только я могу карать их и миловать.
Эй, Фэн Лэйшэн, я еще не наказала тебя!
Он словно считывает мои мысли, скалится в довольной улыбке и командует Тигриному Богу:
– Быстрее, мне долго ее не удержать.
Тот проходит сквозь защитный купол, поставленный Владыкой Ночи, и хватает за руку Бесовку.
– Обычно я куда более вежлив с девушками, но ты… Не вини за жесткость. – С этими словами он выпускает острый, как отточенный клинок, коготь и полосует ее запястье. Бесовка оглушает зал пронзительным воем, будто ей кишки выпускают.
Хушэнь собирает черную кровь в чашу и передает Юэ Ту. Туда же капает поблескивающая золотом кровь небожителей. Затем Лунный Заяц вливает в чашу какой-то настой и… происходит взрыв.
Все участники действа, кроме самого Юэ Ту, разлетаются в стороны. Лунный Заяц же, довольный, хоть и всклоченный, произносит:
– Взгляните.
Император и его брат, забыв о величии и собственной важности, наперегонки кидаются к чаше.
Окружающие не могут видеть, что там. А они, кажется, не понимают.
– Что это значит? – первым говорит Император.
– Да, господин Юэ, извольте объяснить! – поддерживает его уже изрядно потрепанный павлин: к синяку под глазом добавились испорченная, торчащая в разные стороны прическа и измазанная сажей одежда.
– Это хорошая новость, – заявляет Юэ Ту тем тоном, каким обычно лекари сообщают: «Вы не умрете сегодня». – Для вас обоих. Частичка вашей бесовской крови, разбавленная божественным огнем, не может смешаться с ее кровью. Происходит взрыв. Бум! – Показывает жестами. – Ну вы сами видели.
Божественные братья переглядываются с явным облегчением.
– Это значит, она не… наша дочь? – произносит наконец сокровенное Третий Брат.
– Верно, – радостно кивает Юэ Ту, но прежде чем оба несостоявшихся отца успевают вознести хвалы Будде, добавляет: – Но есть и плохая новость.
В зале повисает тишина.
– И? Ну не томите же, уважаемый господин Юэ! – торопит нетерпеливый князь.
– Это значит, что она Изначальная. Она не родилась, а вселилась в того малыша. Тысячу лет назад.
Раздается дикий хохот. Бесовка взмывает вверх, легко разламывая купол, который с таким трудом возвел над ней Фэн Лэйшэн. С высоты она нацеливается на Императора и его Брата.
И моему темному стражу не остается ничего, кроме как кинуться вперед, закрывая собой божественных особ.
Эпизод 21
Кто ближе к огню, тот первым и сгорает
Я зла.
Нет, я очень-очень зла!
Кручусь по комнате, как обезумевший карп. Мои одежды – подарок Пепла – искрятся и переливаются, словно чешуя. Длинный хвост – голубо-розово-зеленый – волочится следом по драгоценным плитам. Под ногами – опрокинутое звездное небо.
Дворец Владыки Ночи вообще довольно мрачная обитель. Здесь преобладают черный и лиловый, немного дерева и серебра. Но элегантно, стоит признать. Только холодно и безжизненно, как безлунной ночью. Не жилище, а нора! Место, куда заползаешь и тихонько подыхаешь в одиночестве.
Но я не позволю! Фэн Лэйшэн задолжал мне на три жизни вперед. Пусть сначала расплатится, а потом… Нет, потом ему тоже нельзя умирать. Только я могу его убить!
Пепел не стал меня удерживать и ревновать, когда я рванула сюда.
Этот темный идиот! Ну и куда он полез против Изначальной? Ладно бы еще был в полной силе, а так…
– В тот день, когда судили тебя, – торопливо рассказывал Пепел, пока едва живого Фэн Лэйшэна тащили во Дворец Закатной Луны, – наши с ним силы тоже были запечатаны. Ведь мы – твои стражи, и нас также наказали как соучастников твоего преступления. Мы были виноваты в том, что не остановили, не удержали тебя. Ограничили нас ровно настолько, чтобы хватило сотворить Печать Дня и Ночи. И даже теперь, когда твоя Печать пала, мы еще не получили прежнее могущество в полной мере.
– Тогда он еще больший идиот, чем я думала!
Пепел бросает на меня осуждающий взгляд. В такие минуты они с братом удивительно похожи. Впрочем, они похожи и внешне, хоть и не кровные родственники. Правда, теперь уже меньше, потому Бай Гаошана я раскрасила в серый. Но когда они встают друг за друга горой, сходство прямо-таки выпирает…
– Не суди брата. У него, как всегда, не было выбора.
Выбор! Знал бы кто, как я ненавижу это слово. А еще долг! Они неведомы мне, потому что хаос не делает выбор и никому ничего не должен. Но вот мои стражи… Они обременены и долгом, и выбором, а еще – чувством ответственности. Мне действительно не за что судить Фэн Лэйшэна, он ведь собой Небесного Императора закрыл, да еще и ловушку на Бесовку успел набросить. Правда, затянул ее уже Пепел и сам же вызвался отконвоировать преступницу в Башню Страстей – главную тюрьму Небесного Царства, откуда нет выхода. Но перед тем как уйти, вступился за брата. Как будто на меня повлияет его заступничество! Я здесь главная, и мне решать, кто провинился, а кто нет!
На самом деле за злостью я прячу волнение: мне страшно за Фэн Лэйшэна. Он, конечно, Предвечный Владыка, появившийся на свет из замысла Создателя на минуту раньше своего брата, и силы к нему возвращаются, но все же… У всех есть предел. Я понимаю, что по-другому он и впрямь поступить не мог – нельзя было допустить гибель Небесного Императора в Зале Пяти Стихий, только мне от этого не легче.
Распахивается дверь, и в комнату, где я мечусь туда-сюда в одиночестве, просовывается белобрысая голова Юэ Ту.
– Сестрица, Владыка зовет тебя.
Киваю и спешу туда, куда пригласили, – в спальню Фэн Лэйшэна. Я была здесь лишь раз: он принес меня сюда в ночь после пожара в Небесном Царстве, накануне суда надо мной. Тогда он сам
