чем больше не думать. Красота!»
Паровоз дал свисток, и купе тотчас же заполнилось. Судя по голосам, пассажиров было трое: двое молодых и старушка. Молодые голоса недовольно ворчали:
— Какое захолустье: пива и того нету.
— Да что пиво! Хотя бы мороженое…
А старушка, наоборот, радовалась:
— Успели, слава тебе господи! Я уж беспокоилась за вас, думала — отстанете.
По окнам забарабанил дождь, тоже, видно, чем-то недовольный.
«Кто это сказал, — вспомнила Лена, — я мыслю, значит, я существую? Вернее было бы сказать: я недоволен, значит, я существую».
Рядом с ней на полку опустилась старушка:
— А у нас новая пассажирка. Здравствуй, милая. Ты бы прилегла, а?
Лена сказала спасибо, попыталась открыть глаза, но ресницы будто склеились и не разлипались.
— Мне и так хорошо.
Молодые сели ужинать. Даже не открывая глаз, Лена видела, как они раскладывали на столике еду. И она так ясно представила себе кусочки колбасы, сыр, яйца, что у нее заныло под ложечкой. С самого утра она ничего не ела, просто забыла про еду, а сейчас вспомнила, и ее замутило от голода. Но вставать, идти искать ресторан не было сил.
«Сил нет, сил нет» — стучали между тем колеса вагона, и Лена покачивалась им в лад. Хотелось спать, но не спалось, хотя она и ужасно устала. День был таким суматошным! Она вспомнила, как пришла утром в больницу, а главврач Алексей Алексеевич удивился:
— Что так рано? Ведь практику вы свою успешно закончили! — Он взял у нее зачетную книжку и поставил четверку. — На пятерку даже я не тяну, а ведь работаю уже тридцать три года.
— Значит, скоро на пенсию?-
— Скоро. Вот только оставить после себя некого. Вы когда заканчиваете институт?
— Остались выпускные экзамены.
— Так, может, к нам надумаете? А то бы я заявку дал.
— Не знаю, Алексей Алексеевич. Трудно у вас тут. Боюсь, что одна не справлюсь.
— Справитесь! Я в вас верю!
Он порылся в шкафу и вытащил оттуда небольшой чемоданчик. Раскрыл: в чемоданчике лежал набор хирургических инструментов.
— Вот вам на память!
— Ну что вы! Большое спасибо, только неловко мне… Это такой подарок!
— Возьмите, пригодится!
И как приговорил…
Санитарная машина уходила в район в одиннадцать, но мест в ней уже не оказалось. Пришлось Лене долго голосовать на дороге.
Начался дождь, мелкий, холодный, и она побежала спрятаться от него в сельсовет..
Лена стояла на крыльце сельсовета, пока из-за поворота не показалась машина. Она выбежала ей навстречу и замахала рукой. Шофер остановился, хотя место в кабине было уже занято.
— Влезайте, если поместитесь!
В кабине сидела толстая тетка с корзиной, в которой пищали цыплята, а тетка к тому же всю дорогу икала и кляла на чем свет стоит какого-то Гришку, который накормил ее натощак сухим сыром.
Дождь стал стихать, но, когда подъехали к деревне, ударил с новой силой. Он так хлестал по стеклу, что в двух шагах перед машиной ничего не было видно, и шофер чуть не налетел на девчонку. Она выбежала из хаты и кинулась прямо под машину:
— Дяденька, стой!
Шофер ругнулся, но затормозил:
— Чего тебе?
— Мамка плачет. Братишка помирает… совсем.
— А я что, доктор?
Он уже хотел снова нажать на газ, но Лена просительно тронула его за рукав:
— Постойте, может, я чем помогу.
Шофер недоверчиво оглядел ее, словно прикинул в уме, в самом деле может она помочь или нет.
— Но учтите, — сказал он, — я ждать не могу. У меня молоко скиснет.
— Что ж делать? — Лена неопределенно махнула рукой и заторопилась за девчонкой.
Дверь в хате была распахнута настежь, и первое, что она увидела, были грязные башмаки на чистой белой простыне. Потом увидела мальчика лет двенадцати. Он лежал на кровати, тихий, бледный до синевы. Рядом с ним сидела женщина, тоже тихая и бледная.
— Что с ним?
— Заснул, слава богу.
— Врача вызывали?
— Фельдшерица на сессию уехала.
— А из района?
— Телефон не работает. Молния в столб ударила.
Женщина была как-то странно спокойна.
Лена сняла жакет, вымыла руки.
— Разрешите.
Женщина молча уступила ей место на кровати. Только теперь она, кажется, начала беспокоиться.
— Доктор, что с ним? Бегал, бегал и — вдруг на тебе…
— Ничего страшного, — осмотрев мальчика, как можно спокойнее сказала Лена, хотя внутри у нее все зашлось от страха. — Но нужна срочная операция. Посмотрите, машина еще не ушла?
Шофер услышал и выглянул из сумерек сеней:
— Тут я.
— Мальчика срочно нужно в больницу.
— А куда я его положу? В цистерну с молоком, что ли?
Лену передернуло от его грубого голоса, но она сдержала себя.
— И в самом деле, везти его довольно опасно. Но и я не могу ничего сделать, — она повернулась к женщине, — здесь, одна…
Губы женщины задрожали:
— Доктор…
— Я не доктор, я только учусь.
— А если умрет?
— Ну что вы? Успокойтесь… — Лена оглядывалась, словно искала у кого-то поддержки. — Правда, такие операции мне приходилось делать, но в операционной, под руководством опытного хирурга.
Шофер топтался у двери:
— Значит, я вам больше не нужен? А то молоко скиснет…
Лена резко тряхнула головой:
— Что значит не нужен? А ну-ка, живо! Мыть руки — будете мне помогать!
Сейчас, вспомнив раскрытый от удивления рот шофера и безумный страх в его глазах, она улыбнулась, а тогда было не до улыбок. Она и сама не представляла себе, как это она решилась на операцию. Но ничего другого не оставалось делать, и Лена еще раз повторила:
— Мыть руки!..
В вагоне было тихо. Старушка уже спала, свернувшись в углу клубочком. Молодожены тоже укладывались на ночлег. Женщина, склонив набок голову и устало сложив на животе руки, тихо сидела, счастливая, умиротворенная, а муж заботливо стелил ей постель.
— Тебе одну подушку или попросить вторую?
— Спасибо. Не беспокойся.
— Я не могу о тебе не беспокоиться, ведь ты моя жена.
— Зачем ты?…
А Лене не спалось. Перед глазами все время стояли грязные башмаки на чистой белой простыне. И слышался голос: «Доктор, помогите!»
«Помогите, помогите, помогите…» — пели колеса, но сквозь это неясное пенье, сквозь дрему Лена вдруг отчетливо и ясно услышала испуганный шепот женщины:
— Смотри, у нее дрожат руки!
Муж, свесившись со второй полки, стал уговаривать женщину:
— Не обращай внимания. Тебе нельзя волноваться. Спи.
Сначала Лена не поняла, о ком это они говорят, и продолжала все так же тихо сидеть на полке. Чемоданчик, подаренный Алексеем Алексеевичем, лежал у нее на коленях, на чемоданчике руки, о них она совсем забыла и, лишь услышав этот шепот, почувствовала, что руки
