обоих наружу, на холодный ночной воздух.
— Я же без обуви! — протестует Райан.
— Мне насрать. Ты останешься там, пока не успокоишься.
Мой взгляд падает на ноги Кэмерона. На нем тоже нет обуви, только спортивные носки, длиной до лодыжек. Он замерзнет.
— Ханна, — говорит папа, присаживаясь передо мной на корточки. Его руки опускаются мне на плечи, заставляя меня отвести взгляд от Кэмерона и посмотреть прямо на него. — Он заставил тебя сделать что-то, чего ты не хотела делать?
— Боже, нет. Это было по обоюдному согласию, и я сейчас просто убита.
— Значит, мне не нужно его выгонять? Мне все равно, который час. Я отправлю его домой первым же рейсом.
— Нет, пожалуйста, не надо. Я… эх… Мне он тоже очень нравится.
— Боже мой, Ханна! — мамины руки взлетают ко рту. — Поздравляю.
— Что происходит? — я вздрагиваю.
— Это чудесно. Мы очень рады за тебя.
— Ладно, успокойтесь, — по такой реакции можно подумать, что я только что объявила о помолвке. Мои родители действительно так плохо думают о моей личной жизни?
Мама обнимает меня за плечи, а папа обнимает нас обоих:
— Я же говорил, что он неравнодушен к тебе, милая.
— Вы не злитесь на меня? — мне удается пискнуть между ними.
Мама отпускает меня и выпрямляется, прочищая горло, помогая мне подняться на ноги:
— Мы никогда не будем говорить о том, что произошло на том шезлонге. Но нет, мы не злимся на тебя за то, что ты встретила кого-то, кто делает тебя счастливой.
— Я собираюсь выпить и притвориться, что сегодняшнего вечера никогда не было, — говорит папа, направляясь к холодильнику, а мама садится и возвращается к своей книге. На балконе Кэмерон и мой брат дрожат, скрестив руки на груди и прижав плечи к ушам.
— Можем ли мы, пожалуйста, впустить их сейчас обратно?
Папа открывает дверь, которую, как я теперь понимаю, они легко могли открыть и сами.
— Ты успокоился? — спрашивает он Райана, который проталкивается мимо него и уносится в свою комнату.
Кэмерон бросается ко мне, убирает волосы с моего лица и притягивает меня в свои объятия. Небольшая часть меня чувствует неловкость из-за того, что он прикасается ко мне, обнимает меня на глазах у моих родителей, но это перекрывается облегчением. Облегчение от того, что он не замерз, облегчение от того, что наш секрет раскрыт. Я и не представляла, насколько это было тяжело.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— В порядке. А ты?
— Если с тобой все хорошо, то и со мной тоже, — говорит он, оглядывая комнату, как будто тоже не может поверить в то, что только что произошло. — Он не позволит мне извиниться.
Его голос звучит искренне убитым горем, как у ребенка, который разбил любимую вазу и знает, что поступил неправильно, но понятия не имеет, как это исправить.
— Вот, — говорю я, пододвигая одно из кресел к дровяному камину. — Сними носки и сядь у камина. Я пока принесу тебе сухие. Извинения могут подождать.
Он опускается в кресло так, словно на его плечах лежит тяжесть всего мира, и я целую его в макушку, прежде чем подняться наверх. Идя по коридору, я прохожу мимо своей комнаты, затем мимо комнаты Кэма и стучу в дверь Райана.
— Эй, можно мне войти?
— Конечно, — ворчит он.
Я медленно вхожу и присаживаюсь в изножье его кровати. Райан придвигается к изголовью, обхватывая колени руками.
— Ты злишься на меня?
— Нет. Хотя я чертовски зол на него. Я же специально просил его не приставать к тебе.
— Ты не можешь просить людей о таком. И это было взаимно.
— Но он сделал это, Ханна. Он… — я практически вижу, как крутятся винтики в его мозгу. — Он спит с женщинами, а потом он… Это нехорошо.
— Райан, все в порядке. Я знаю о Маке.
Он запрокидывает голову:
— Он рассказал тебе?
— Нет, я… э-э… На самом деле я уже знала о его работе. Я узнала его в тот день, когда вы приехали.
— О, точно, — он немного смягчается, затем снова напрягается, когда до него доходит. — Боже, я не хочу думать о том, что ты на самом деле мне сейчас рассказала.
— Вот почему я была такой тихой, когда вы впервые появились здесь. Я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал, но он догадался, и дальше все пошло как по маслу.
— Черт, — говорит он, проводя руками по волосам. — Он же использует тебя, превратит в еще одну из своих историй.
— Послушай, я тоже поиграла в догонялки, и не знаю, как много ты знаешь о его творчестве, но не все его истории реальны. Это просто фантазии. Он их выдумывает.
— Нет, он… он делает разные вещи… он увлекается каким-то извращенным дерьмом.
Повезло мне.
Я сжимаю губы и пытаюсь не рассмеяться.
— Так много женщин, — продолжает он. — Он только причинит тебе боль.
— Не думаю, что их так много, Райан.
— Ты же не знаешь.
— Нет, не знаю. Так он мне лжет? Ты его лучший друг, скажи мне. Со сколькими женщинами он встречается? У меня нет возможности узнать. Он приводит домой разных женщин каждый вечер на неделе?
— Нет, ты права, он этого не делает. Он слишком занят работой.
— У него просто хорошее воображение, — говорю я, воспоминания о том, как он рассказывает истории, проносятся в моем мозгу.
— Фу, перестань думать об этом, — Райан пинает меня ногой. — Тебе больно? Я не хотел тебя толкать.
— Я в порядке. Послушай, ты можешь, пожалуйста, держать это при себе? Я не хочу, чтобы мама с папой знали, и не думаю, что Кэмерон тоже. Достаточно унизительно, что они уже знают, что у меня вообще секс, не говоря уже о том, что в этом доме. Я бы не пережила разговора с ними об аудио-порно.
Райан разражается смехом:
— У мамы было бы так много вопросов.
— А папа захотел бы послушать несколько примеров, — мы оба засовываем пальцы в рот и притворяемся, что нас тошнит, как всегда, смеясь до тех пор, пока напряжение не становится менее неловким и тяжелым. Я хочу сказать ему, что Кэмерон хороший парень, и что я люблю в нем, но думаю, что лучше избегать этой темы, пока все не уляжется.
— Что происходит между тобой и Кайлой? Могу я спросить?
— Все то же старое дерьмо, — говорит он, устало пожимая плечами. — Она здесь, я там. Это никогда никуда не денется. Это не так серьезно.
Я никогда не видела ничего более серьезного, чем то, как эти двое тянутся друг к другу каждый раз, когда оказываются в одном
