нарушил свое слово и отдал дочь за другого. А конунг сказал, что слова не давал, помолвки-то не было, и сватов Олаф не присылал. И Карл тот Черноголовый по сердцу Гунхильде пришелся. Пуще прежнего разъярился Олаф, ударил по столу так, что тот напополам разломился, и сказал: «Вот так и ты порушил нашу давнюю дружбу!» И ушел. А спустя две седмицы собрал людей и пошел на Зигварда. Хотел силой забрать Гунхильду и отдать ее Стюрбьёрну в жены, а то и в наложницы. Но меж кораблями деда и Хандельсби встали корабли Карла того поганого, Черноголового.
— Неужто такая красивая девка была? — задумчиво спросил я.
Как по мне, глупость это — ради девки своих людей губить. Уж как бы хороша ни была, всегда еще десяток таких сыщется. Ну, кроме Дагны, пожалуй. Но ту попробуй заставь пойти замуж за нелюбого!
Гуннвид замолк в замешательстве. Потом сообразил, о чем я говорю.
— Гунхильда-то? Не знаю. Отец о том не сказывал. Но она же конунгова дочь! У Зигварда признанных детей всего двое было: Гунхильда и Рагнвальд. Но Рагнвальда всерьез никто не воспринимал, потому как он берсерком родился, кидался на всех с кулаками. Кто такого конунга примет? Это он потом как-то излечился и стал Беспечным, а в ту пору его не замечали. Все считали, что после кончины Зигварда конунгом станет муж Гунхильды.
— Зачем тогда Зигвард отдал дочь за пришлого?
— Кто ж его поймет? Может, и впрямь влюбилась девка в Черноголового? — предположил Гуннвид. — А если она нравом схожа с братцем Рагнвальдом, так могла и смертью своей пригрозить. Или Зигвард уже тогда хотел сына конунгом сделать. Отец думает, что Безухий нарочно не стал выдавать дочь за кого-то из Северных морей. Знал, что ярлы скорее примут берсерка в конунги, чем пришлого.
И то верно. А отдай Зигвард дочь за сына самого сильного ярла, так не видать Рагнвальду трона как своих ушей. Только как Безухий мог угадать, что его сын поборет свой недуг? Ведь Гунхильду он обручил задолго до того, как Рагнвальд получил шестую руну.
— Разбил тогда Карл Черноголовый моего деда, разметал его корабли, разграбил и сжег один город вместе со всем родом. А раненого Олафа он приковал цепями к морской скале, отрубил ноги по колено и оставил на съедение морским тварям. Из всего рода только мой отец с ближайшими соратниками успел уйти на единственном корабле. Род-то у нас всегда был невелик из-за женского проклятья.
Я слушал, раскрыв рот. Какую сагу можно сложить об Олафе Бьёрнссоне!
— Долго корабли Карла Черноголового рыскали по всем Северным морям, искали Стюрбьёрна, чтоб вырезать весь наш род под корень, чтоб не тянулась кровная месть со всем родом Зигварда. Но отец ушел из Северных морей, по дороге попал в бурю и еле-еле добрался до этого острова на истрепанном корабле. Тогда он и назвал остров Триггей, укрытие. С отцом пришло всего двенадцать воинов, остальные погибли во время бури. Никто не знал, где этот остров, есть ли тут люди или твари, проходят ли мимо корабли. Поначалу они прятались в лесу, боялись, что выследит их Карл, но проходили дни, а ничего не менялось. Потому они обыскали весь остров, убили мелких тварей и узнали, что они тут одни, но есть наспех сделанные дома и хлипкая пристань возле них. Поселились там, питались рыбой и остатками крупы, что не смыло за борт, охотились. А потом пришли корабли. Два. Пришли точно к причалу, будто хорошо знали эти места. Высадились беззаботно, смеялись, говорили на чужом языке, перетаскивали щиты и копья на берег. И отец понял, что это не купцы, а воины, раз уж у них никакого груза, кроме оружия. А еще у них были корабли. То, что нужно, чтобы убраться подальше от Северных островов. И тогда отцовы дружинники напали на пришлых воинов, убили их, забрали добро, а корабли спрятали в дальней бухте. Но сразу не ушли, потому как многие были ранены.
— А не было у тех воинов колец в ушах с незнакомыми знаками? — спросил я.
— Может, и были, да отец о том не сказывал, — пожал плечами Гуннвид. — А потом на Триггей прибыли торговцы. Сначала отец думал убить их, чтобы те не выдали его укрытие Зигварду или Карлу, но не стал. Просто перебрался со своими людьми на эту гору, не показавшись гостям.
— А почему он не ушел? Корабли-то уже были.
— Он подумал, что куда бы он ни прибыл, Зигвард рано или поздно узнает, через торговцев или как-то иначе. Ярлы захотят получить награду от конунга и выдадут его укрытие. В чужих землях спрятаться не так-то просто, особенно без языка и серебра. Отец остался на острове, потому что здесь нет людей и нет ярлов. Построил деревню, поставил частокол, и всегда кто-то из его людей смотрел за приходящими кораблями. Купцы обычно далеко не заходили, всегда останавливались лишь на ночь, а поутру уходили дальше. Но иногда приплывали иные люди, которые охотились за купцами, и вот тех отец убивал нещадно, получая руны и большую силу, а также оружие и железо. И чем дольше он тут жил, тем чаще заходили купцы. Видимо, прослышали, что на этом острове никого не убивают. А потом, перед второй зимой, отец все же вышел к кораблям, что шли в сторону Альфарики. Первая зима далась ему нелегко, и он понимал, что дальше будет хуже.
— Купцы рассказали о нем Зигварду?
— Да, но то было уже после зимы. Отец поменялся с торговцами, сказал, что здесь всегда будет для них приют, и что на Триггей можно приходить без боязни.
— А летом пришел Карл Черноголовый?
Мы спустились с горы в нижний поселок. В длинном доме живича ульверы веселились вовсю, зазвали девок, взяли побольше мяса и пива. И я не собирался их останавливать. Мы столько плыли сюда, что можно было и отдохнуть.
Я же с Гуннвидом пошел в дом норда, где было пусто и тихо. Рыжий хозяин обрадовался нашему приходу, сразу выставил бочонок лучшей медовой настойки и приказал двум девкам зажарить нам трех кур.
— Не пришел. И на другой год тоже не пришел. Зато приходили друлинги, которые поняли, что остров заняли чужие люди. Каждый раз их приходило всё больше и больше, но руны их были невысоки. И хирд отца рос в силе. Отец был сильнее всех. Через купцов он выменял несколько твариных сердец и стал хельтом.
Дальше было скучно. Гуннвид поведал, как к Стюрбьёрну просились другие воины, иногда это были беглые рабы, иногда парни, что помогали торговцам, некоторые нарочно напрашивались на проходящие корабли, чтоб добраться до острова, где давали укрытие всем. Как поселение на горе не раз сжигали, и Стюрбьёрн решил выстроить каменную крепость. Как на пятый год пришли люди Зигварда и хотели заключить мир, звали Стюрбьерна обратно на Северные острова, обещали дать землю. Вот только Олафа они вернуть не могли, и отец отказался. А потом услыхал от торговцев, что Зигвард умер. Потом узнал о споре Карла Черноголового и Рагнвальда. А еще позже бегущие из Северных морей люди поведали, что Рагнвальд победил, а Карл вместе с женой Гунхильдой мертвы. И Стюрбьёрну уже некому было мстить. Не убивать же Рагнвальда, который никак не виновен в смерти Олафа. Потом Стюрбьёрн женился, как и его люди. Мать Гуннвида умерла родами. Меж людьми Стюрбьёрна случались споры, драки, убийства, особенно из-за женщин, так как почему-то мало хороших девушек добиралось до острова меж Альфарики и Северными островами, а на гулящих жениться не хотели. Тогда Стюрбьёрн сказал, что отныне на горе не обычный поселок, а воинское братство. Вингсвейт. В него принимали только рунных воинов, что еще не были женаты. При этом они отказывались и от родства, и от верности ярлам, и от принадлежности к своему народу. Среди вингсвейтар нет нордов, живичей, друлингов или бриттов, здесь все братья. Но чтобы парни не заскучали, Стюрбьёрн наказал много тренироваться и бою без оружия, и с оружием, и на суше, и на море. Некоторые купцы, опасаясь друлингов, просили сопроводить их до Северных островов или до Альфарики. За плату, разумеется. Порой эти парни брались и за другую работу. А потом слава вингсвейта разошлась по всем окрестным землям.
— Я о вас услыхал совсем недавно.
— В Северных морях мы бываем редко. Рагнвальд же запретил свары меж ярлами, потому
