переживаю и я. Поверила мне.
Наши губы встречаются, Слоун как будто молча просит целовать ее, развеять последние сомнения.
И я отвечаю. Целую ее как можно искренней.
Нам нельзя целоваться, однако ни я, ни она в этот момент не владеем собой. Я снова припираю Слоун к стене, чтобы нас не увидели, и не могу оторваться. С каждой секундой я все больше жалею о том, что мы делаем, но остановить происходящее мне не под силу. Я ненасытен.
Вжимаюсь в Слоун всем телом, и она стонет. Мир вокруг перестает существовать. Рассудка больше нет. Желание пересиливает, а судя по тому, как Слоун запускает руки мне под футболку, она тоже вся отдалась этому чувству.
Я как в тумане и в ближайшее время вряд ли из него выберусь.
Твою же мать.
– Боже, Слоун, – шепчу я и целую ее вскользь, хватая ртом воздух.
Я поднимаю сперва одну ее ногу, потом и вторую.
– Ко мне в машину, – шепчу, подхватив Слоун.
Во дворе темно, да и территорию дома окружают деревья, я не боюсь, что соседи увидят, как мы забираемся ко мне на заднее сиденье. Если нас с ней спалят…
Не хочу даже думать об этом. Далтон не писал, а значит, время у нас еще есть.
Захлопнув дверь, я тянусь к бардачку за резинкой. Затем падаю на сиденье, и Слоун садится сверху, упираясь мне в грудь и целуя.
Ее руки скользят дальше.
Я задираю на ней лифчик и ласкаю ее ртом, а она в это время стягивает с меня джинсы.
Надев презерватив, я хватаю Слоун за бедра и направляю, а она сдвигает в сторону трусики.
Все это время мы смотрим друг другу в глаза. Дыхание перехватывает, в машине внезапно становится очень тихо. Даже впуская меня в себя, Слоун не отводит глаз, а когда наконец я вхожу полностью, оба мы одновременно выдыхаем.
Еще никогда так приятно не было. И в то же время еще никогда я не испытывал таких угрызений совести за то, какой опасности подвергаю Слоун своим безвольным поступком.
Слоун наклоняется и обхватывает меня руками за шею.
– Люк, – с придыханием говорит она, губами касаясь моих губ.
Ну все, кранты.
Она назвала меня Люком.
Я целую ее так, как она того заслуживает: искренне, с уважением, с чувством.
Слоун начинает двигаться, и, закрыв глаза, я забываюсь.
Глава тридцать пятая
Слоун
Картер и правда ласкает меня отчаянно, будто от этого зависит его жизнь.
Он ласкает меня именно там, где мне нужно, и я боюсь разбудить не только Эйсу, но вообще весь район. Картер словно бы чувствует это и зажимает мне рот ладонью. Я со стоном валюсь ему на грудь. Руки и ноги трясутся, и я содрогаюсь всем телом, когда меня, будто молнией, пронзает неизвестное прежде ощущение.
– Люк, – я со стоном прижимаюсь губами к его губам. Мне нравится это имя. Мне нравится произносить его вслух и то, что Люку это приятно.
Изможденная, я все-таки нахожу в себе силы двигаться дальше – пока уже мне не приходится поцелуем заглушать его стоны. Губы у него сладкие, словно фрукты.
Не то что у Эйсы – сплошная горечь.
Дрожь постепенно проходит. Я неподвижно лежу у Люка на груди, а он осыпает легкими, как касание перышка, поцелуями мои плечи.
Сама не знаю, как так выходит: еще два часа назад я ненавидела его всем сердцем, а теперь обожаю как никогда сильно.
Он не такой, как Эйса, полная его противоположность, и это так… манит.
Пока я купалась, меня озарило. Люк под чужим именем пришел на курс испанского, который явно затвердил уже давно, лишь бы подобраться ко мне. Настойчиво просил верить ему, а почему – молчал. Потом изобразил интрижку с другой девчонкой, отвлекая внимание Эйсы.
В голове у меня щелкнуло, а про фокус с подставной девкой я все поняла еще прежде, чем он вышел к бассейну.
Когда Далтон сказал, будто Картер – или скорее уж Люк – говорит правду, я поняла: все не так однозначно. Та девушка пришла в дом не случайно, и неспроста Люк лизался с ней у всех на виду, в моем же присутствии. Я сказала себе: если выйдет и станет отрицать, будто водит с ней шашни, значит, он лжец. Козел вроде Эйсы.
Однако если объяснит, мол, использовал девушку для прикрытия, усыплял бдительность Эйсы, то моя догадка подтвердится: для него все это – работа.
Я только не знала, какой исход предпочтительней. То, что Люк совсем как Эйса, или то, что Эйса – его цель и он все это время подбирался к нему через меня.
Мысленно я приготовилась порвать с Люком и не идти ни на какие сделки. Думала, он опасается за работу и попробует купить мое молчание. Карьеристы они такие ушлые, думают лишь об успехе, а на девчонок вроде меня не западают.
И ошибалась: карьера Люка совсем не заботит. Он боится за меня. А ведь когда ты для кого-то главная забота, это чертовски похоже на любовь.
Люк говорит, что во всем мире для него важна я одна, и я ему верю. Мне самой нужен лишь он. Мне дорога каждая секунда, проведенная с Люком.
Он меня обнимает, и мы переводим дух. Да, сглупили, и оба это видим, но, как по мне, оно того стоило.
– Так и сидел бы с тобой тут вечно, однако тебе пора в дом, – говорит Люк, целуя меня в висок.
Он прав, я знаю, но мне не хочется идти назад. После случившегося дом – последнее место, где я хотела бы оказаться. Я глажу Люка по голове, улавливаю аромат шампуня.
– Ты принимал душ? Перед тем как вернуться?
Даже в темноте видна его улыбка.
– Принял душ и презервативы прихватил? Рассчитывал перепихнуться?
Он откидывает голову на подголовник, и по его лицу медленно расплывается довольная улыбка.
– Я принял душ, потому что люблю приходить к тебе чистеньким. Презерватив в машине у меня потому, что я люблю быть наготове. И да, он лежит в бардачке уже целых полгода, если тебе интересно.
Интересно, не отрицаю, хотя какое у меня право придираться? Сама же сплю с Эйсой. Я бы с радостью порвала с ним, но пока об этом и речи быть не может. Сперва надо сбежать.
Впрочем, мы не обсуждаем ни мои отношения с Эйсой, ни измену. Изменницей я, кстати, себя и не чувствую. Напротив, ощущение, что мы поступили
