из всадников привстал на стременах, и прозвучал рокочущий металлический голос, совсем не похожий на голос человека:
— H’aadri! Ae’hd k’hegaten! H’aes tor T’haenm Rinn-Larr-el'!
— Что? Что они говорят? — удивлённо спросил Даид, ни к кому конкретно не обращаясь.
Тольскер хмурился.
Ещё один всадник привстал на стременах и прокричал:
— Ed’ha t’hou b’hen iomla Staen Rokas de Ori — e’h b’hen tionad d’horniel' aen b’hen prev Meya N’lokk! Cum’hnikh t’hvau g’haedn sincearr!
— Ничего не понятно, — чертыхнулся Даид. — Кто это такие? На каком языке говорят? Чего хотят?
— Эльс их разберёт, — проворчал Тольскер.
— Это что — знаменитые дикари из северных областей? — спросил Сэлдэн.
— Nee dirr erraid! — продолжали кричать незнакомцы. — Nee sabhail' Ori!
Мы уже приготовились к сражению, но… Прокричав последнюю фразу, таинственные всадники в масках развернулись и ускакали прочь. Даид облегчённо выдохнул, Сэлдэн отёр пот со лба, а Тольскер выглядел растерянным.
— Ничего не понимаю, — сказал он, переводя взгляд с одного из нас на другого.
Я пожал плечами.
— Тоже ума не приложу, что это было и кто это такие.
— Может, это и есть знаменитые дикари с севера — из земли Сэйгдэран? — вновь сказал Сэлдэн. — Господэн, вы знаете что-нибудь о северных дикарях?
Он обращался к Тольскеру. Тот пожал плечами.
— Ничего не знаю. Говорят, это просто племена, собранные из всякого сброда — пираты, бандиты, преступники, сбежавшие из Стаентрада.
— Но есть среди них и не только стаентрадцы, — заметил Сэлдэн. — Иногда к пиратам примыкают те, кто приплыл на кораблях из других стран — с противоположенного берега Моря Пфортуны.
— Думаешь, это хвандорцы? — недоверчиво спросил Тольскер.
Сэлдэн пожал плечами.
— Язык у них странный. Не очень на хвандорский похож, — сказал он.
— Верно, — ответил Тольскер. — Зато похож на норжский. Только очень искажённый.
— А что если всё это вообще не имеет к нам никакого отношения? — сказал я. — Может, они приняли нас за других? А потом, осознав ошибку, отбыли восвояси.
— Может быть, — ответил Тольскер. — Но меня очень интересует на каком языке они разговаривали, что они говорили, и что это за доспехи были у них.
— Если это сэйгдэран, — сказал Сэлдэн, — тогда можно не искать особого смысла в этой встрече. Если это сэйгдэран — тогда это просто разбойники, прячущиеся в лесу и грабящие путников. Говорят на непонятном языке? Значит, иностранцы. Какое-нибудь отребье, прибывшее на пиратских судах издалека и примкнувшее к племенам Сэйгдэран. Увидели, что нас больше и мы при оружии, усомнились в своих силах и сбежали.
— Но если это не сэйгдэран, — сказал Тольскер, — тогда эта встреча может быть связана с нашим расследованием.
— Господэн, — обратился к нему Даид. — Вы сказали, что язык похож на норжский. Что если это люди императора Желвана, и они предупредили нас, чтобы мы не преследовали воров?
— Мне кажется, ты ближе всех к истине, — ответил Тольскер.
— Если это люди Желвана, — сказал Сэлдэн, — и они хотели предостеречь нас, чтобы мы прекратили преследование — тогда стоит ждать новой встречи.
— Боюсь, ты прав, племянник, — мрачно ответил Тольскер. — Боюсь, ты прав.
Племянник? Вот оно что. Оказывается, Сэлдэн — племянник Адэрана Тольскера, и полное его имя — Сэлдэн Тольскер. Теперь понятно, почему Тольскер терпит возле себя этого вспыльчивого психопата.
* * *
Стемнело. Пурга не прекращалась, но мы добрались до корчмы. Дороги совсем занесло, не было видно ничего уже на расстоянии нескольких эйтов, кони продвигались с трудом. В воздухе стояла сырость и задувал холодный ветер.
Все подъезды к корчме были занесены. На снегу не было видно копыт, во дворе было пусто. В окнах горел свет, но корчма казалась одинокой, затерянной в пустом снежном мире.
Мы спешились, оставили коней у коновязи и поднялись по ступенькам к двери. Неподалёку стояла конюшня, но ворота были закрыты и никто не вышел нам навстречу. Наверное, в такую погоду здесь не ждут гостей.
Над дверью висела вывеска: «Дубовый бочонок». Мы толкнули дверь и вошли. Внутри было тепло, тихо, царила умиротворяющая атмосфера. За стойкой спал корчмарь. Рядом находился юный половой, протиравший кружки. Ещё неподалёку вертелся мелкий мальчонка. За одним из столов сидели двое мужчин и тихо переговаривались, на столе перед ними стояли высокие деревянные кружки — наверное, с пивом. Огонь в очаге горел, языки пламени плясали, с весёлым треском пожирая дрова. В котелке над огнём что-то булькало.
Увидев нас, половой толкнул корчмаря, и тот проснулся. Мы подошли к стойке.
Корчмарь, зевая и протирая глаза, обратился к нам:
— Милости прошу, спадэны.
— Что, — спросил Тольскер, — не ждёте гостей в такую погодку?
— Ваша правда, спадэн. Дороги занесло — вот мы и не надеялись, что кто-то доберётся досюдова. Обычно такую непогоду принято где-нибудь пережидать. Вот эти спадэны, — корчмарь махнул в сторону двух гостей с пивом, — единственные, кто сегодня посетил нас.
— Ну, а теперь будем ещё и мы, — сказал Тольскер. — Скажи, хозяин, — Тольскер положил на стойку хор среднего достоинства, — не видел ли ты кого-нибудь необычного в последнее время?
— Необычного? — удивился корчмарь. — Что вы имеете в виду?
— Не попадались ли тебе недавно странные люди… в масках?
Корчмарь встрепенулся, глаза его расширились, брови взметнулись вверх.
— Я-то не видел, спадэн, а вот жена моя — видела, сёдняча утром. Меня в корчме не было, за прилавком стояла она. Было пусто, никто не заглядывал, и вдруг появились трое незнакомцев. На лицах — железные маски, одеты в чёрные балахоны, под балахонами — диковинные доспехи. Говорят непонятно, на чужом языке. Жена сказала, на
