Бенсона с разбитой головой в луже собственной крови и снова заметил, как мелькнуло что-то незримое, затаившееся.
Я вынужден был слушать рассказы этой женщины, но спрашивал себя, хватит ли мне сил еще на один, ведь каждый истощал меня сильнее предыдущего. Теперь я держал глаза открытыми лишь усилием воли.
Темнота снаружи сгустилась, и прохлада начала проникать сквозь стекло и обшивку вагона; коснувшись его, я вздрогнул. Свет, казалось, стекал с неба. Наступала ночь.
Как обычно непроницаемая, Женщина в белом откинулась на сиденье и пристально смотрела на меня. Из-за усталости я не мог видеть ее отчетливо, и она казалась мне столь же размытой, сколь ее отражение в окне купе.
Напрасно я пытался отдавать мозгу приказы и понукал его, чтобы привести в более собранное состояние. Как долго мы здесь сидим? Сколько уже спят наши попутчики? Я похлопал Епископа по руке. Ничего.
— Сэр? — позвал я.
Епископ не очнулся. Я потряс его. Никакой реакции. Я громко хлопнул в ладоши. Никто из спящих даже не шевельнулся. Женщина в белом улыбнулась.
В голову мне пришла ужасная мысль. Может быть, эта странная женщина чем-то их одурманила? А если не одурманила, то каким-то неизвестным мне образом воздействовала на них.
В том мюзик-холле, о котором я рассказывал, один человек исполнил невероятный волшебный фокус: гипноз. Этот человек, которого звали Месмеро, стоял на краю сцены в свете рампы и не моргая глядел вперед. Затем, почти сверхъестественным образом завладев публикой, он заставил всех вести себя донельзя комично. Одни у него лаяли как собаки, другие катались по полу, как капризные дети, третьи выделывали коленца, словно пьяные моряки. Еще одного человека он пригласил на сцену и заставил его мгновенно заснуть. Может, у этой женщины такой же дар? Вдруг она нас загипнотизировала?
Возможно, она даже убийца: я знал, что такие женщины существуют. Возможно, она каким-то образом сумела дать каждому из нас по очереди яд. И, может быть, в силу юного возраста я сопротивлялся ему лучше, чем наши более старшие попутчики. Оказал ли уже яд свое смертельное действие? Быть может, оно еще не достигло рокового апогея?
Какой бы тревожной ни была эта теория, она полностью объясняла нежелание Женщины в белом раскрыть свое имя и немного — ее необычное поведение.
— Боюсь, здесь произошло что-то нехорошее, — сказал я, не сводя с нее глаз. Хватит ли у меня сил добраться до двери? Я мог бы разбить стекло саквояжем Хирурга. Может быть, ее получится открыть с другой стороны.
— Правда? — прошелестела она.
— Да. Не может быть, чтобы все эти люди так крепко спали так долго. — Я хлопнул в ладоши и громко топнул. — Видите?! — закричал я, и мой голос надломился. — Их не разбудить!
Я даже не старался скрыть в голосе обвинительные нотки. Я не буду молчать и не позволю этой женщине совершить надо мной зло. В конце концов, я сын своего отца.
— Вы вдруг очень обеспокоились, — сказала Женщина в белом.
«А вы почему-то очень спокойны, — подумал я, изо всех сил стараясь не уснуть. — Интересно, почему вас совсем не волнует состояние этих людей и почему вас не тревожит, что мы сидим в этом поезде уже Бог знает сколько времени и никто не говорит нам, что происходит».
Женщина в белом улыбнулась, а затем абсолютно безмятежно посмотрела в окно.
— И к чему же все эти размышления вас привели? — спросила она.
Я нахмурился, затрудняясь вспомнить, произнес ли я то, о чем думал, вслух.
— Не знаю, — ответил я. Мне не хватало смелости открыто обвинить ее в чем-либо, не имея доказательств.
Я вытащил часы и вспомнил, что они остановились. Я сердито встряхнул их и встал, чтобы снова попробовать открыть окно, но его заело намертво. От досады я стукнул по нему, схватил Фермера за лацканы куртки и потряс. Он не проснулся.
— Успокойтесь, — сказала Женщина в белом.
— Успокоиться, говорите вы?! — закричал я в панике. — Мне кажется, мы сохраняли спокойствие уже достаточно долго! Что с ними? Что вы с ними сделали?
— Что я сделала? — Она, кажется, слегка обиделась. — Вы считаете, что за их состояние в ответе я?
— Я… я… Думаю, что да, — пролепетал я.
— Уверяю вас, я здесь ни при чем. Пожалуйста, сядьте.
Стоило ей произнести эти слова, как я почувствовал, что ноги меня больше не держат. Не оставалось ничего, кроме как добраться до сиденья прежде, чем я упаду. Проклиная свою слабость, я собрал последние силы, чтобы противостоять ей и защититься.
— Мисс, я настаиваю, скажите мне, который час, — сказал я, пытаясь придумать, как бы выгодно выйти из этого положения. Вдруг у нее в сумочке пистолет? Теперь я был уверен, что имею дело с женщиной, которая не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей извращенной цели. Что бы сделал на моем месте Шерлок Холмс?
— Который час? — повторила она с улыбкой.
— Да! — ответил я громко, надеясь показать, что я не такого робкого десятка, как она могла бы предположить. Я обрадовался, увидев, что моя настойчивость возымела эффект. Она взглянула на часы и кивнула.
— Что ж, Роберт, настал ваш час.
— Что вы хотите сказать? — спросил я с раздражением.
К моему изумлению, она подалась вперед, схватила меня за галстук и, прежде чем я успел понять, что происходит, притянула мое лицо к своему.
Мы поцеловались. Но это было не похоже на тот нежный поцелуй, которым мы обменялись с Честити Мэннингтри в беседке на свадьбе моего кузена этим летом. Этот поцелуй не был взаимным.
Она положила вторую руку мне на затылок и прижалась своим лицом к моему с такой силой и страстью, каких я не ожидал от женщины.
Я пытался вырваться. Я уверен, что пытался. И все же в ее поцелуе было нечто подавляющее, нечто опьяняющее. Мне казалось, что я падаю с огромной высоты куда-то в затянутую туманом долину далеко внизу.
Не могу сказать, как долго я падал и как долго бы это еще продолжалось, но мое подобное сну падение вдруг прекратилось, и меня будто выхватили из него.
Вместо мягких губ рассказчицы я чувствовал на своих губах что-то совсем другое. Я распахнул глаза. К моему лицу прилепилось чужое, и я вырвался, задыхаясь и кашляя.
— Что это еще такое?! — сбивчиво заговорил я, глядя на мужчину с усами, который только что, кажется, целовал меня. Теперь я видел, что он одет в черный полицейский мундир с латунными пуговицами. Что здесь происходит?
— Джордж спас тебе жизнь, парень, — сказал второй мужчина в такой же форме, — тоже полисмен
