Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Девочка вздохнула, но не отвела глаз, и недетская печаль и усталость отражались в них. Такой взгляд Мэй видела у своих соседей – детей из шалашей на краю поля.
– Все дело в фее и нашем мандарине. И в том, что мы, хуася, очень любим детей, – рассказ оказался удивительным. Но, по словам Сяо, вдовы главы села, этой пятилетней на вид малышки, никогда не знаешь, что хорошо, а что плохо.
Два защитника было у деревни: фея Лотос и мандарин Цинь. Каждый выполнял свою работу: одна давала урожай, другой собирал налоги, защищал от внешних врагов и надеялся построить карьеру так, чтоб через несколько лет перебраться из провинции на службу в столицу Поднебесной. Хуася же работали и множились в спокойствии и стабильности. Когда надо, приносили к ближайшему пруду феи рисовые пирожки, когда надо, отсылали продукты чуть дальше к реке, ко дворцу мандарина. Каждое семейство – по заданной мере. А сколько душ в семействе – никого не касается, если подать платится вовремя.
Так или иначе, но мандарин Цинь однажды во время охоты набрел на пруд, где цвели огромные лотосы дивной красоты, у самого берега. Цинь сорвал цветок, и тут же явилась разгневанная фея Лотос.
– Ты мог наслаждаться красотой и покоем моего заповедного сада, – воскликнула она, – сам император Поднебесной не видел таких дивных цветов, но ты решил сорвать цветок, обрекая его на смерть, и тем уменьшить гармонию мира.
– Я всего лишь хотел познать его гармонию и увезти с собой во дворец, чтоб придворный художник сделал его красоту бессмертной, – возразил Цинь.
Здесь бы ему остановиться, показав скромность, достоинство и благородство. Но он решил снискать себе еще и славу умного правителя.
– Прекрасная фея наверняка знает, как и я, что даже самый прекрасный сад нуждается в садовнике. Ибо должна быть умеренность даже в гармонии – слишком много детей не прокормить родителям, а слишком много прекрасных цветов делают красоту обыденной.
Так фея тут же заявила, что серп садовника должен быть умелым, а не жестоким, и самому надо подумать, или даже почувствовать, каково быть цветком, сорванным рукой деревенского ребенка, да еще и не первенца.
Мэй прервала красочный рассказ Сяо. Она сама могла слагать такие легенды с легкостью:
– Понятно, что спорили они много дней, как Инь и Янь, переплетаясь словами и телами; он поражался ее уму и красоте, она – его смелости и силе, но, как положено, разошлись врагами. Вы оказались заложниками их гордыни, а жертвы народа в войне – обычное дело. Только ваш нынешний образ жизни не нормален даже для страшной истории.
– Да, – согласилась «девочка», – спор закончился тем, что господин Цинь усмотрел в словах феи проклятие и повелел, вернувшись, истребить всех вторых и третьих и последующих детей в его владениях, не пожалев даже своих единокровных. А Лотос, узнав о его приказе, превратила всех детей в нашей деревне в стариков, а взрослых – в детей. Чем моложе был ребенок, тем больше прибавилось ему лет.
Сяо горько усмехнулась:
– Я могу понять фею, она попыталась исправить свои ошибки. Мы же оказались последней деревней, до которой дошел приказ мандарина. Мы видели, как приближается войско, знали, зачем идут. Мужчины готовились к битве, нас с детьми отправляя в леса. Но накануне, когда солдатские костры ярко блестели в ночи за бамбуковой рощей, в селение пришла Лотос. Все спали тревожным сном, а фея заглянула в каждый дом, перемешав годы молодых и старых.
Наутро на воротах стены стояли маленькие дети, сжимавшие не по росту большие копья. Их, охранников, солдаты расстреляли первыми. Они просто выполняли приказ стрелять по детям. Мой муж был там. Так я стала вдовой. Представь, фея, каково это, прятаться в полах одежд твоих постаревших детей, голосящих от страха и жмущихся к тебе, заключенной в тельце малышки. Конный офицер в блестящих доспехах, огромный, когда ты маленькая, тычет пикой в живот твоему младшему сыну и кричит: «Где дети? Куда вы спрятали остальных детей?» А седобородый лысый малыш со старческими пятнами на черепе, ты знаешь, и говорить еще не умеет, плачет в жидкую бороду. Наверное, офицеру он показался слабоумным дедом. Только толпы стариков, льнущих к малочисленным детям, похоже, убедили солдат, что их работа здесь уже выполнена. Потом мы хоронили погибших. Копать пришлось руками, потому что инструменты взрослых не осилили, и не объяснишь…
А Лотос с тех пор никто не видел, говорят, она удалилась к своему озеру плакать. Мы же не растем и не молодеем, даже не умираем, но сил уже больше нет.
И тут девочка кинулась в ноги Мэй, пытаясь поцеловать края одежды:
– Фея на драконе, отыщи нашу Лотос, пусть она снимет заклятие, вернет правду в деревню хуася. Если мы умрем от работы, то кто позаботится о наших старых детях?
Мэй же, пораженная, думала, сколько же нужно сил маленьким детским рукам, чтоб прокормить такую ораву. И нет надежды, что что-то изменится, если никто не растет и не меняется. Застывшая в спирали времени деревня хуася – воплощенное отчаяние. То, что испытываешь, когда снова зажимаешь мотыгу в скрюченных руках, разбив ей только что свой шалаш на краю родового рисового поля. То ведь твоя судьба, которую тебе «выдали» из лучших побуждений.
– Где искать фею? – только и спросила женщина.
– Мы относили рисовые колобки к протоке за бамбуковой рощей, – взбодрилась девочка. – Больше ничего не знаем и проводить не сможем, дети спалят остатки деревни без присмотра. Но ты же – фея, и с тобой дракон…
– Я пойду, потому что не фея. – Синие одежды зашуршали, как ветер в ивах. Мэй направилась к выходу. В дверях старики суетливо расступались, а дети кланялись ей вслед.
Долететь до протоки – три изгиба драконьего тела. Женщина спустилась к чистой воде. Зеленые бамбуковые стволы отражались в тихой заводи. Туман поднимался над водой, хоть уже давно должен был исчезнуть. Вдали угадывались горы, и только цветов дикой розы не хватало, чтоб пейзаж совсем уж совпадал с рисунками на мокром шелке. Казалось, даже Лунь любуется открывшимся видом, уложив свою огромную голову на шершавые лапы. Только шевелящиеся усы убеждали, что он – не часть чарующей картины. Но где искать фею Лотос в этом благолепии?
Мэй задумалась на секунду, а потом бросила в воду рисовый колобок, заботливо припасенный с обеда на ужин. Делать небольшой запас еды – эту привычку Мэй сохранила с детства. И сейчас она оказалась очень кстати.
Рисовый колобок не распался на части, не пошел ко дну, а, подхваченный течением или чем-то иным, споро двинулся вдоль берега. «Фея на драконе» припустила за ним, приподнимая свои длинные одежды. Сначала она то и дело оглядывалась на задремавшего Луня, но скорость у путеводного поплавка оказалась немаленькая. Он то и дело терялся в тумане, отдаляясь к середине речушки, но тут же появлялся снова, подплывая к самому берегу. И в конце концов Мэй решила, что легко найдет стоянку – нужно просто вернуться по берегу. А не найдет там дракона – значит, время ему улетать. Настоящие буддисты зарабатывают себе хорошую карму, не привязываясь ни к чему. «Мне нужна хорошая карма, чтоб выбраться из этого странного мира, – перепрыгивая кочки, думала женщина, – не буду привязываться, буду творить добро и окажусь где-то в более определенном месте. Может быть, даже в нирване». И оставив осторожность, Мэй ускорила шаг.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
