думаешь о моем маленьком дворце удовольствий, Сирша?
Я уставилась на него, совершенно потеряв дар речи. Я не знаю, что думать или чувствовать. Сколько еще женщин побывало здесь? Я хочу выпалить это, но молчу. Он, вероятно, посмеялся бы надо мной, и я готова поспорить, что он сбился со счета. Я не должна так ревновать из-за этого, но я ревную. Он привел меня сюда, чтобы доказать мне, что я не сделаю того, чего так жаждали все эти другие женщины. Что я не могу удовлетворить его потребности. И, стоя здесь, оглядывая эту чужую спальню, которая не похожа ни на одну спальню, в которой я когда-либо была, я думаю, что он, возможно, прав.
— Конечно, ты можешь попробовать здесь все, что тебе понравится, — говорит Коннор, и его ухмылка становится шире. — Просто скажи слово, Сирша, и я познакомлю тебя с любыми желаниями, какие только пожелаешь. Кроме, конечно, моего члена в твоей девственной киске. Мы не можем зайти так далеко.
Я моргаю, пытаясь вернуть себе самообладание. Я чувствую себя наивной идиоткой, и я не могу этого вынести, не могу смириться с тем, что он может видеть меня такой точно так же, как он видит меня скованной и чопорной.
— Я должна быть покорной, верно? — Бросаю ему вызов, выпрямляясь и вызывающе глядя в его голубые глаза. — Что бы ты хотел сделать, если бы привел меня сюда, как одну из других твоих женщин?
Взгляд Коннора опасно вспыхивает.
— О, Сирша, — говорит он, его голос понижается на октаву. — Поверь мне, ты бы с этим не справилась.
— Ты продолжаешь это говорить. — Я вздергиваю подбородок, стараясь, чтобы он не заметил нервозности на моем лице. — Испытай меня.
— Ты не знаешь, о чем просишь.
О боже. Я хочу убежать, и я хочу остаться. Причина, по которой я не убегаю с криками к двери, проста, я не хочу провести остаток своей жизни, гадая, что было бы, если бы я осталась. И я знаю, что так и будет, если я уйду.
— Может, и нет. — Я пожимаю плечами с бравадой, которой на самом деле не чувствую. — Но разве не для этого ты привел меня сюда?
Глаза Коннора темнеют, и он делает один большой шаг ко мне. Прежде чем я успеваю хотя бы вздохнуть, его указательный палец цепляется за кольцо моего ошейника, дергая меня вперед и прижимая вплотную к себе. Я задыхаюсь от шока, когда чувствую каждый дюйм его твердого, мускулистого тела, прижатого к моему, вплоть до твердой, пульсирующей длины в его обтягивающих джинсах.
— Просто помни, Сирша, — предупреждает он. — Ты сама напросилась на это. А тот Коннор, которого ты помнишь, чопорный джентльмен, который когда-то был принцем Бостона? — Он опускает голову, его губы в дюйме от моих. — Он ушел, Сирша. Я убил его. Этот мужчина боялся своих желаний, но я… нет. У меня было много женщин. — Другая его рука, та, что не держит меня за ошейник, скользит по моей талии, останавливаясь на бедре, чтобы он мог крепче прижать меня к себе, чтобы я могла почувствовать, какой он твердый на самом деле. — Твое стоп-слово… изумруд, — шепчет он. — Не забывай об этом.
И затем, когда его палец все еще цепляется за кольцо ошейника на моей шее, его губы обрушиваются на мои. Его поцелуй каждый раз уносит меня с собой. В тумане удовольствия я задаюсь вопросом, сколько времени потребуется, чтобы перестать испытывать подобные ощущения, потому что горячее давление его рта обжигает мои нервные окончания, как клеймо, зажигая меня, когда я инстинктивно выгибаюсь ему навстречу, мой рот приоткрывается для его настойчивого языка.
Он не колеблется. Я дала ему разрешение, и он пользуется этим в полной мере, давление кожи на мой затылок только разжигает мое желание еще больше, когда он погружает свой язык в мой рот, пожирая меня. Другая его рука скользит к моей заднице в обтягивающем кожаном платье, сжимая ее, пока он целует меня, яростно прижимая к себе, когда полностью завладевает моим ртом.
Именно в этот момент я понимаю, что если бы он захотел, то мог бы владеть мной, телом и душой. Если бы он трахал меня так, как он целуется… Он сказал, что у меня могут быть другие мужчины, но я не уверена, что какой-либо другой мужчина мог бы сравниться с ним.
Я знаю, что те мужчины, за которых я когда-то представляла, что выйду замуж, мужчины вроде прежнего Коннора, респектабельные мужчины, которые не потребовали бы больше, чем я была готова дать, никогда не смогли бы удовлетворить меня после этого. Я всегда говорила себе, что я из тех женщин, которых не интересуют плохие парни, у которых нет времени на негодяев и жуликов, но, похоже, я была очень, очень неправа.
Коннор пробудил во мне нечто такое, о существовании чего я никогда не подозревала, потребность в страсти, в грубости, в неприкрытом желании. Я никогда больше не буду счастлива ни от чего меньшего, никогда.
Я тоже не колеблюсь. Если я собираюсь дать себе в эту ночь свободу раздвинуть свои границы, выяснить, чего на самом деле хотел бы от меня Коннор, я собираюсь это сделать… до определенного момента. Я позволю ему давить, но я остановлюсь, если это будет слишком сильно. Я могу остановиться. Я могу. Я не позволю ему зайти слишком далеко. Изумруд. Все, что мне нужно сделать, это сказать это, и он остановится. До тех пор я могу отпустить себя.
Я никогда не отпускала себя. Всю свою жизнь я была туго скрученным клубком приличий, долга, элегантности и утонченности. И теперь, в этот момент, кажется, что открылись шлюзы.
Я сжимаю его рубашку в своих руках и притягиваю его ближе. Я открываю рот для его языка и выгибаю бедра навстречу его. Я наклоняю губы и целую его в ответ, так же яростно и жадно, как он целует меня. Коннор отстраняется, его глаза широко распахнуты.
— Господи, — чертыхается он, задыхаясь от поцелуя. — Сирша…
— Я ничего не говорила. — Я вызывающе смотрю на него, провоцируя его вернуться сейчас же. — У тебя есть стоп-слово?
— То же самое. — Он проводит рукой по своим рыжеватым волосам, глядя на меня так, как будто никогда раньше не видел. — Сирша…ты уверена…
— Иисус, Мария и Иосиф. — Я смотрю на него, мое сердце колотится от поцелуя, губы уже припухли, и я чувствую прилив адреналина, как когда я на заднем сиденье его мотоцикла.
Коннор заставляет меня чувствовать себя именно так. Подобного я никогда раньше не испытывала. Мы одни в этой комнате, и никто не побеспокоит нас в течение следующих нескольких часов. Никто нас не остановит. Все, что мне нужно сделать, это сохранить свою девственность. Что касается всего остального…
— Ты собираешься и дальше
