греков наибольшую роль играли волосы на голове, их пышность, длина и прическа. Он окончательно выбрал необычную прическу, о которой так всем стал говорить, синими, как полуденное летнее небо сверкая глазами:
— Чтобы враг в бою, когда я с ним сойдусь грудью, не мог спереди ухватить меня за волосы, я очень коротко стригусь, чтобы лоб был совершенно свободным от волос, а сзади — пусть волосы свободно растут, как у Феба, самого красивого бога.
Из этих же соображений, должно быть, и Александр Македонский приказал своим военачальникам обрить своим воинам длинные бороды, к которым в битве так и тянутся руки противников.
Тесей в душе не был скромником, но часто старался им казаться и никому не говорил, что не стал стричь волосы сзади потому, что был уверен, что враг никогда не увидит ни его спины, ни его затылка и тем более — зада. Он боялся, что его назовут хвастуном.
66. Возмужавший Тесей достает из-под камня меч и сандалии Эгея
Тесей вырос умным, предусмотрительным юношей и очень сильным для своего небольшого роста и невеликого веса. В течение всего этого времени Эфра скрывала истинное происхождение Тесея, а Питфей ненавязчиво, но упорно распространял слух, будто его родила Эфра от Черновласого Колебателя земли Посейдона.
Говорят, Трезенцы особенно чтут Энносигея, это их бог-хранитель, ему они посвящают начатки плодов и уже при Тесее на монетах начали чеканить трезубец, хотя афиняне утверждают, что монеты они стали чеканить после смерти Тесея.
Тесей был еще совсем молод, когда вместе с крепостью тела в нем обнаружились отвага, рассудительность, твердый и в то же время живой ум, и вот настал день, когда Эфра, все время свято помнившая завет Эгея, обратилась к любимому сыну с такими словами:
— Тесей, мальчик мой! Настало время, когда я должна выполнить то, что мне завещал твой отец перед тем, как 17 лет назад мы расстались!
— Что ты, мать, говоришь?! «Завещают» перед смертью или оставляют завет — перед расставанием, а мой отец — бессмертный бог Посейдон!
Воскликнул недоумевающий Тесей, то выпячивая, то сжимая свои подвижные тонкие губы и хмуря небольшие, но очень пушистые брови. Он понял, что мать собирается что-то сказать или сделать очень важное и немного разволновался, хотя виду не подавал.
— Прости, сын. Наверное, я неудачно сказала. Мы с твоим дедом Питфеем не всю правду о твоем рождении до сих пор тебе говорили. Я давно знаю, что у тебя самого уже есть внебрачные дети и потому буду с тобой сейчас говорить, как со взрослым. В ту ночь, когда я тебя зачала, мной в храме Афины овладел Посейдон — Земледержец или это мне только приснилось. Я и сейчас точно не знаю, что и как случилось в ту ночь, ведь я была неопытной девушкой. Точно помню, что в ту ночь я по требованию твоего мудрого деда возлегла с его другом — афинским царем Эгеем и утром проснулась в его же постели. Я привыкла вставать рано, но у то утро встала очень поздно, чего со мной никогда не бывало и чувствовала себя такой усталой, как будто всю ночь куда-то ходила, а не лежала в постеле. Впрочем, это можно по-всякому объяснить. Прости, что я на воспоминание о себе отвлеклась, вместо того, чтоб говорить о твоем смертном отце, которым точно является афинский владыка Эгей. Его царствование было очень неспокойным, он все время боялся заговоров и войн за верховную власть в Афинах и потому не решился не только свадьбу со мной, но и попросил меня никому не говорить о его отцовстве, даже тебе, если ты, конечно, родишься… Пойми, что он о тебе, даже еще не рожденным, очень беспокоился и все старался предусмотреть для твоего блага. Когда же ты возмужаешь, он просил тебя отправить к нему после того, как ты вытащишь оставленные под одним огромным камнем для тебя его вещи… Должно быть, по этим вещам, он хотел тебя опознать. Пойдем же со мной, я покажу тебе этот камень.
Подведя кусавшего тонкие, подвижные губы сына к заветному камню в роще дубовой, Эфра предложила ему попробовать достать опознавательные знаки, оставленные отцом. Юноша, нахмурив темные брови и сжав побледневшие тонкие губы, долго стоял перед камнем переваривая услышанное и потом твёрдо сказал:
— Ты всегда была мне самой лучшей матерью, и я тебя очень люблю. Твоей вины нет в том, что я рос без отца. Я привык считать себя сыном Посейдона, хотя верил в это безоговорочно только, когда был совсем маленьким, ведь многие царицы и царевны говорят, что родили сыновей от бессмертных богов, а в действительности их отцами оказывался кто угодно. Я рад, что мой смертный отец — царь Афин и оставленные им вещи достану…, но не сейчас. Я не Геракл, чтоб поднимать камни такого размера голыми руками. Я сын твой — Тесей и этот камень, напоминающий небольшую скалу, подниму с легкостью, которой позавидовал бы и Геракл, но потом, совершив необходимые приготовления.
Тесей проводил смущенную мать до самого дома, поцеловал ей руки и тут же вернулся назад к заветному камню.
Некоторые говорят, что юноша проскользнул руками под край камня, получившего с тех пор название «Алтарь Сильного Зевса» и, легко его приподняв, достал древние атрибуты царской власти.
Другие же говорят, что Тесей не стал и пытаться поднять камень огромный, большущий обломок скалы, возвышавшейся неподалеку. Он предусмотрительно взял из дома лопату и топор, и по дороге срубил подходящую для мощного рычага жердь из дуба длиной в 6 локтей и в ладонь шириной. Сделав под скалой небольшой подкоп, юноша рычагом из крепкой жерди без особого труда не только приподнял, но и передвинул каменную глыбу в сторону так, что и сандалии, и меч оказались свободными.
Это был эллинский меч с роскошной рукояткой в виде двух переплетающихся змей, между золотыми чешуйками которых были вставлены крошечные алмазы. Раздвинутые изумрудные головы змей с горящими красными глазами, образовывали раздвоенное навершие в низу эфеса, а отклоненные хвосты служили крестовиной для упора руки в верху рукоятки. Клинок позеленел более, чем за 16 лет, проведенных в сырой земле под обломком скалы, но после того, как Тесей его бережно вытер, он засверкал в лучах яркого солнца, а от драгоценной рукоятки, не гладкой, а чешуйчатой и потому переливавшейся всеми цветами радуги, не возможно было глаз оторвать.
Сандалии сохранились плохо, лишь пряжки в виде свернувшихся серебристых змеек стали сверкать после того, как Тесей их протер.