Шустрик действительно смеялся, весело фыркал и пихал лапой Мимолетку.
– Ох… ох… ох, Фритти, – выдавил он наконец, – конечно, нам пора в путь. Про это мы с Мимолеткой сегодня и толковали. И в другие дни тоже. Но она говорит: тебе решать, когда мы тронемся в путь.
– Мы? – удивился Хвосттрубой. – Но, Шуст, сейчас уже холодно. Я просто не могу взять тебя с собой. Ты же не давал клятвы, не давал дурацких обещаний. К тому же ты отчаянный храбрец, но, прости, совсем еще котенок. Там, возможно, будет очень опасно – неужели ты не понимаешь?
– Понимаю. – Шустрик перестал смеяться, хотя все еще наслаждался растерянностью Фритти. – Только, по-моему, вы с Мимолеткой вдвоем сможете меня защитить. А может, и мы с нею защитим тебя.
– С Мимолеткой? – Хвосттрубой едва не потерял дар речи. – Ты, наверное, не понимаешь, как это опасно, – повернулся он к феле . – Лучше останься здесь и позаботься о Шустрике. Харар! Вы что, оба спятили, как Гроза Тараканов?
Мимолетна пристально посмотрела на Фритти холодным, глубоким взглядом:
– Я бы тоже предпочла, чтобы малыш остался здесь, но он настаивает. Кто я, чтобы знать пути Мурклы? Она призывает Племя для разных целей. Что же касается меня… конечно, ты не можешь этого знать… но не только у тебя есть неоплаченные долги и невыполненные обещания.
– Но… – начал было Фритти.
– Послушай, Хвосттрубой, – перебила его серая кошка, – еще до того, как ты пришел в Перводомье я стояла перед Пра-Древом и просила о помощи. Мне помогли не больше, чем тебе. Я тоже думала о том, чтобы отправиться на север, искать там ответы на свои вопросы, и как раз собиралась в путь, но тут появились вы с Шустриком и нарушили мои планы. Но теперь я готова.
Фритти смотрел на нее, ничего не понимая.
– Я родом из дальнего края Коренного Леса, – продолжала Мимолетка. – От трона Солнечной Спинки мою родину отделяют много лиг и бесчисленное количество деревьев. Мой отец, Скользкоус, был одним из Старейшин племени Лесных Просветов, уважаемым охотником, и у меня было много-много братьев и сестер.
В юности я избегала общества молодых котов из нашего племени – уж очень они самоуверенны и самодовольны. Когда пришла моя пора, я постаралась уйти подальше от них, чтобы моя природа меня не подвела и я не оказалась матерью выводка, которого еще не хотела. Мне нравилось гулять самой по себе, нравилось охотиться в одиночестве.
Часто я уходила далеко в поле, а иногда брала с собой младшего братишку, Разнюха, одного из немногих, с кем мне было хорошо. – Мимолетка подняла глаза к небу. Когда она их опустила, ее морда приняла спокойное выражение.
– Скользкоус, мой отец, иногда подшучивал надо мной говоря, что я, наверное, не фела, а маленький худенький кот. Хотя, пожалуй, он гордился мной. Я охотилась не хуже котов – а хвасталась этим гораздо меньше.
Как-то утром я решила отправиться к югу от Коренного Леса и позвала с собой маленького Разнюха. Но он был нездоров и попросил меня остаться с ним. Однако утро несло столько новых запахов, волнующих, щекочущих мне усы. Я не осталась с братом и ушла одна.
Не стану утомлять тебя долгим рассказом. Когда я вернулась – уже после Часа Глубочайшего Покоя, – то застала такое чудовищное зрелище, что не могла поверить своим глазам. Почти все мое Племя было уничтожено – разорвано на куски, словно там побывала стая Рычателей. Разнюх был тоже убит. Но никакие собаки не смогли бы застать врасплох весь клан Лесных Просветов. Многие тела были разбросаны по лесу, другие исчезли бесследно. Среди пропавших оказался и Скользкоус.
Много дней я была как безумная, как наклевавшаяся отравленных ягод крылянка . Когда разум снова вернулся ко мне, я пошла через лес в Перводомье. Долго ждала аудиенции, а когда дождалась, мне сказали, что мое Племя уничтожил разъяренный медведь. Но я-то знаю, что это не так.
И вот я встретила вас с Шустриком и поняла, что не случайно сошлись наши тропы. Шустрик очень похож на моего брата, а теперь он стал мне другом. И ты, Хвосттрубой, – не знаю почему, но меня тянет к тебе. – При этих словах Мимолетка отвела глаза. – Ну вот теперь ты знаешь о моем горе и, надеюсь, понимаешь, чего я хочу. Мы пойдем вместе.
Воцарилось долгое молчание. Хвосттрубой повернулся к Шустрику.
– Ты знал? – спросил он.
– Кое-что знал, – ответил котенок, – но не все Хвосттрубой, ну почему случаются такие ужасные вещи?
– Не знаю, Шуст.
Мимолетка внимательно посмотрела на них обоих. Огонь, горевший в ее глазах, пока она рассказывала свою историю, потух. Она выглядела замерзшей и усталой.
– Лучше отправиться побыстрее, иначе нам и вовсе не уйти, – сказала она. – Зима в этих местах очень суровая.
Словно в подтверждение ее слов высоко в ветвях завыл ветер.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Полоска света дрожит – по водной глади бежит,
А водопад, кичась, рьяно бурлит, спешит.
Бурли, вскипай, грохочи, дикое эхо вздымая,
Греми на эхо в ответ – глуша его, забивая.
Альфред лорд Теннисон
По дорожкам, между колоннами стволов, мела поземка. Молчаливая группка котов, среди них и Хвосттрубой с Шустриком, брели между деревьями Коренного Леса. Тянущиеся позади них цепочки следов медленно засыпало мелким снегом.
Сквозьзабор и его воины направлялись к северным границам Перводомья; Мышедав сопровождал их до края леса, чтобы потом свернуть на восток, к владениям тана Камы-шара.
Когда Хвосттрубой и его спутники попросили взять их с собой, Сквозьзабор удивился, а у Мышедава появились какие-то подозрения, но ни тот, ни другой не стали возражать.
– Клянусь шерстинками Дымчара, не пойму, зачем тебе понадобилось в те места, в такое время, да еще с фелой и малышом. Хотя – твое дело, – сердито пробурчал принц.
Он отправился в путь с довольно разношерстной компанией молодых охотников и старых, потрепанных жизнью котов, которые уже не пользовались успехом у фел. Кое-кто, такие как Ловимыш и, конечно же, Дневной Охотник с Ночным Ловцом, производили впечатление надежных бойцов, с которыми можно в огонь и в воду, но Хвосттрубой сомневался, что от остальных будет много толку в борьбе против Шустриковых чудовищ с красными когтями. Эта разношерстная братия и понятия не имела о дисциплине существовавшей среди воителей, – они разбредались по лесу и вовсе не хотели шагать строем, насилуя кошачью природу. В результате, когда отряд останавливался поспать или обсудить дальнейший маршрут приходилось подолгу ждать отставших, а порой и отправляться на их поиски.
В самое холодное время суток, в Час Прощального Танца, все сбивались в кучу, чтобы согреться, валились друг на друга, словно опавшие листья. Беспорядочно двигаясь, они обычно кончали тем, что чья-то лапа попадала кому-нибудь в глаз и начиналась бесконечная потасовка.
