самыми серьёзными лицами.
Коробки с реквизитом приехали через мебельную фабрику во вторник перед боем. Лана в ужасе ожидала совсем уж кринжовых, аниматорских костюмов, но наряды, как оказалось, в срочном порядке мастерил модельер-художник кабаре. Говорящей посуде полагались высокие сапоги, крохотные голые платья из гипюра и латекса с бондажными рукавами-перчатками, с огромными шляпами, собственно, и составлявшими основную деталь: одна была исполнена в виде графина на блюде, две другие изображали коньячный бокал на короткой ножке. Натуралистичные, но лёгкие, из тонкого пластика, они крепились к голове широкими лентами и фиксировались под подбородком и вокруг шеи.
Лане для роли Белль полагалось чрезмерно декольтированное, классически жёлтое и по-своему даже красивое платье, но какое-то чрезмерное. Неудобство обнажения можно было терпеть, если бы к платью не прилагался создающий объём чудовищный жёсткий подъюбник, который Лана сразу отвергла. Она слишком нервничала, отчего случился сбой цикла. Экая неприятность произошла у Белль…
— Не торчим, пробку не нюхаем, не ебёмся, — сказал Шульга сурово. — Много я от вас не прошу, спутник, там, на орбиту вывести, или рогача в одно рыло завалить. Завтра все раскумарятся по мелочи и поработают на публику, будете шнапс носить, показывать жопы и визжать, когда вас ущипнут, а если кто-то недоволен, то пусть прямо щас с концами уёбует, на его место с десяток блядей найдётся.
Уходить никто не хотел, женщины разобрали наряды под ликующие смешки поварихи, по причине возраста и веса в вакханалии не участвовавшей, и ничего несвойственного себе не делающей — просто канапе и холодные закуски. Лана ожидала, что как минимум троих своих парней Шульга переоденет во что-нибудь не менее вызывающее, но тем он даже побриться не велел, или не вонять ногами.
— Это дискриминация наших прав, — сказала Лана. — Чего мы должны в карнавал переодеваться, а они — нет?
— Шоу пидарасов в горах, на базе Геньчика Зарецкого, — коротко ответил Шульга. — Как вспомню — так блюю.
Серого пришлось закрыть к огромному его негодованию, и сидел он один-одинёшенек: Капелька желала участвовать во всех приготовлениях, спровадить её было совершенно невозможно. Рабочие с мебельной фабрики устанавливали трибуны с круговыми креслами и вип-зоной первого ряда, в колыбе стало шумно от привлекательных для любопытной дочки чужаков. В пищеблоке готовилось, синтезировалось и раскладывалось бесчисленное множество закусок для шведского стола, там Капелька тоже паслась, получая от поварихи лакомый кусочек. Шлюхи с зэчкой Валентиной мерили наряды, негодуя и восхищаясь по очереди, с ними Капелька приобщалась к моде в стиле гротеск и развивала лексикон.
— Мама, а из пизды моей горячей крови ты попьёшь, это как?
Лана схватилась за голову.
— Где ты эту гадость услыхала?! Забудь немедленно!!!
— Саломэ с тётей Валей сапоги поделить не могут, каждая себе хочет.
— Это вагина на грубом сленге, — пояснила Лана. — Не повторяй за ними, они ужасные грубиянки, фу.
Раскумаренная, но не убитая в хлам Саломе, сделала ей макияж и причёску, в которую воткнула алую розу, и Лана сама себя не узнала, глянув в зеркало. В большей степени эта женщина походила на куртизанку.
— Здесь не хватает украшения, — сказал Шульга, ткнув пальцем ей в шею. — Чтоб слишком на сиськи не пялились. Как не крути, бои первичны, как сифилёк, сиськи вторичны, как сыпь.
И принёс янтарные бусы.
— Не проеби, малая, — попросил. — А то ещё дольше отрабатывать придётся, глядишь, обвыкнешься тут и застрянешь, как бляди.
Лана отметила смену в своём статусе: из матерей её перевели в малые, непонятно, к дождю или вёдру, но уточнять не стала. Нулевая точка пищала, не затыкаясь, пропуская всё новых и новых людей. Прибыл нанятый конферансье с моднейшей, не по возрасту молодёжной стрижкой и красной мордой, попросил опохмелиться и гримёрную. Нарядная молчаливая Валентина в костюме стакана увела его с собой. Мужчины ожидали прибытия участников с ксенозверьём, готовились разводить по разным углам колыбы по избежание преждевременных столкновений. Лана увидела лишь одного из них, сплошь татуированного мужика с ящером, похожим на варана. Тот приехал в специальной клетке и прорезиненном мешке. Боец выглядел устрашающе, Лана так разволновалась, что ушла.
Изнывающий от голода и скуки Серый обнюхал её с ног до головы и помял подол. Она взяла его на руки и стала гладить. С утра Серого кормили только раз, сперва он бодался лбом, требуя еду, затем услышал звериные крики и насторожился, словно всё понял, а может, и в самом деле понимал. К-к-к-к-ке?
— К-к-к-ке, — со вздохом ответила Лана.
Он заметался вдоль двери, временами застывая, как статуэтка, приникая носом к щели. Нанюхался, наслушался, и бросился к Лане, извиваясь всем телом. Да, он понимал, что звери едут ради него.
— Ты должен выиграть, — сказала Лана, оглаживая морду.
— А меня возьмёте? — спросила Капелька. — Я хочу сесть в первый ряд, с дядей Лёшей.
— Нет, дорогая, тебе там делать нечего. Противное зрелище — звери дерутся.
— Если Серый победит, то не противное, он же наш, — упрямилась дочь. — А чужих мне не жалко, они противные.
— У тебя будет важная миссия — помогать тёте Лизе раскладывать фрукты и сладости…
Капелька в голос заревела.
— Все пойдут, а мне нельзя-а-а! — кричала она, размазывая слёзы. — Все нарядные, а я не-е-ет!!! Все в новый зал, а я к бабе Ли-и-изе!!!
Только этого Лане не хватало.
— Дорогая, вытри слёзы, я и так нервничаю, — умоляюще сказала она. — Хочешь бусы поносить? Смотри, какие красивые. Только не теряй, потом вернём Шульге.
Бусами Капелька быстро утешилась и позволила завязать себе бант, после чего, как добропорядочная фройляйн, пошла в безопасный пищеблок.
В серых сумерках, окутавших комнату, Лана сидела неподвижно, сложив на коленях руки. Зверь, глядя на неё, успокоился тоже, весь подобрался и замер, прижавшись к бедру. Так и ждали вдвоём, прислушиваясь к далёкому шуму. Дверь открылась и он поднял голову, немедленно вздыбив отростки под ушами. Внутрь заглянул высокий тощий Макар, тупой, молчаливый парень из числа приходящих охотников.
— Твой выход, — сказал он.
Лана взяла напряжённого Серого и, путаясь в юбке, понесла по пустому коридору всё ближе к шуму, крикам и грохоту музыки. За последнее время зверь заматерел и набрал в весе, Капелька с трудом поднимала его и сразу ставила, Лана тоже быстро устала, но слишком рано отпускать не следовало, как и брать на шлею, и она с натугой волокла его.
— Встречайте великолепных! Блистательных! Непобедимых! Клайда с его убийцей Бо-о-о-онни-и! — закричал конферансье совсем близко.
Бог его знает, какое горло могло издавать адские звуки вроде хриплого воя и скрежета Бонни, утонувшего в овациях и свисте, ранее такой противник Лане не попадался, чего
