Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
смятение. Но мы быстро привыкли к невесомости и приступили к замысловатой серии проверок, чтобы убедиться, что все системы корабля работают нормально.
– Алмаз-один: подтверждаю – все системы в норме, – доложил Паша Центру управления. – Алмаз-один и Алмаз-два чувствуют себя отлично.
После выхода на орбиту Паша попросил подтверждения начать выдвигать воздушный шлюз, чтобы подготовить мой выход в космос. Получив «добро», он включил насосы, нагнетавшие воздух в узкие резиновые трубки, протянутые во всю длину внутри пустотелых стенок шлюзовой камеры, сшитой из плотной ткани. Вскоре шлюз раздвинулся от 70 сантиметров в сложенном состоянии до полных рабочих двух метров. Я же параллельно надевал на спину громоздкий дыхательный аппарат с металлическими баками, содержащими запас кислорода на полтора часа. Справившись, я приготовился пробираться через шлюз и начинать декомпрессию перед выходом в вакуум.
Резко хлопнув меня по спине, Паша скомандовал влезать в шлюз.
– Пошел, – сказал он.
Попав в шлюзовую камеру, я закрыл люк и подождал, пока из крови уйдет лишний азот. Чтобы не пострадать от известной водолазам кессонной болезни, мне требовалось поддерживать постоянный уровень парциального давления кислорода в крови во время выхода в космос. Когда давление в шлюзовой камере наконец упало до нуля и сравнялось с внешним, я доложил, что готов выходить наружу.
На Земле специалисты тщательно проверяли работу всех систем перед тем, как указать мне открыть внешний люк. Когда он открылся, я был на спине. Места, чтобы повернуться или хоть как-то двигаться, не хватало. Но я постарался изогнуть шею, чтобы в первый раз взглянуть на Землю напрямую. На сей раз ожидания себя оправдали.
То, что я увидел через открытый люк, заставило меня задохнуться от восторга. Ночь на Земле сменял день. Небольшой участок земной поверхности, который я видел, откинувшись назад, был густо-синим. Над дугой горизонта темнело небо, испещренное яркими звездами: я смотрел прямо на юг, в сторону Южного полюса. Я старательно гнул шею, задирая голову, покуда мог терпеть боль. Я хотел увидеть как можно больше. Мы неслись со скоростью около 29 000 километров в час, и вид под кораблем стремительно менялся. Очень скоро показались очертания Африканского континента.
Я напряженно ждал, когда мне дадут разрешение отделиться от корабля. Мне казалось, прошла вечность прежде, чем я наконец услышал треск и голос в телефоне наушника.
– Алмаз-два, – раздались слова из Центра управления. – Видим тебя очень хорошо. Приступить к выполнению задания.
Сердце учащенно забилось в груди. Я понял, что наступил тот миг, которого я так долго ждал. Мне потребовалось всего пара секунд, чтобы выдвинуть верхнюю половину тела. Я двинулся дальше, перенося ступни на край воздушного шлюза, держась за специальный поручень. Перед тем как отпустить опору, я еще раз осмотрелся.
Мы уже летели над Средиземным морем. Подняв голову, я увидел широченную панораму. Вид был такой, будто смотрю на гигантскую, ярко раскрашенную географическую карту. Я мог видеть Черное море целиком. Слева от меня были Греция и Италия, впереди – Крым, а по правую руку возвышались покрытые снеговыми шапками вершины Кавказа и виднелась Волга. Чуть выше я мог рассмотреть Балтийское море.
Ленин сказал, что Вселенная бесконечна во времени и пространстве. То, что я тогда лицезрел, слова Ленина описывали лучше всего. Но мне некогда было любоваться, и я доложил Центру управления:
– Чувствую себя отлично!
Сказав это, я вытащил из шлюзовой камеры свернутые шланги, по которым ко мне подавался от системы жизнеобеспечения воздух, и легким толчком, словно бы спрыгивая с края плавательного бассейна, отправил себя в полет с кромки воздушного шлюза.
Я шагнул в космос. Самым первым из людей.
Ничто не сравнится с моим волнением в ту секунду. Сколько бы времени ни прошло, я буду помнить ту бушующую во мне бурю противоречивых эмоций.
Я чувствовал себя ничтожно малым по сравнению с необъятной Вселенной, словно кроха-муравей. И в то же время ощущал невероятную силу. Здесь, высоко над Землей, я опирался на всю мощь человеческого разума, вознесшего меня сюда. Я шагнул как представитель всего человечества. И страшное потрясение охватило меня.
* * *
Как я потом узнал, моя четырехлетняя дочка Вика, увидев мое появление в открытом космосе, закрыла личико руками и заплакала.
– Что он делает? Что он делает? – рыдала она. – Пусть папа вернется внутрь. Скажите ему, чтобы он вернулся!
Моего пожилого отца тоже мучила тревога. Не понимая, что я выполняю задание, чтобы показать возможность для человека выжить в открытом космосе, он негодовал перед журналистами, собравшимися в моем родительском доме.
– Почему он ведет себя, как шпана? – рассерженно кричал отец. – Все нормально летают в своих кораблях и выполняют задание, как и положено. А он почему выкарабкался наружу? Кто-то должен немедленно приказать ему вернуться внутрь. И пусть его накажут за такое!
Скоро его гнев сменила гордость, когда в прямом эфире он услышал поздравление, переданное мне из Кремля через Центр управления полетами от Брежнева.
– Мы, все члены Политбюро, находимся здесь и следим за вашими действиями. Мы гордимся вами, – сказал Брежнев. – Желаем вам удачи, будьте осторожны. Ожидаем вашего благополучного возвращения на Землю.
Кадры того, как я отталкиваюсь от шлюзовой камеры и отправляюсь в свободный полет, транслировались через ЦУП на всю страну лишь с небольшой задержкой, и их видели миллионы моих соотечественников.
* * *
Отделившись от корабля, я оказался повернут лицом прямо к Солнцу. Хотя сверху шлем и прикрывало забрало с золотым напылением, отфильтровывавшее почти весь ультрафиолет, это было все равно, что где-нибудь на юге, скажем, в Грузии, взглянуть на солнце без темных очков в ясный день. На секунду я приподнял фильтр, чтобы посмотреть на Землю хотя бы сквозь одно прозрачное стекло шлема.
Больше 5000 квадратных километров земной поверхности широко простирались подо мной. Я мог разобрать все детали, словно глядя на карту на уроке географии. Почти сразу же, как только вернулся на Землю, я стал рисовать эскизы увиденного.
Земля оказалась слишком яркой, и мне пришлось опустить забрало.
Становилось ужасно жарко, и мне никак не удавалось включить швейцарскую кинокамеру на груди скафандра. Ее выключатель вшили в верхнюю часть штанины, и я не мог до него дотянуться – мне не хватало какого-то сантиметра. Я напрасно скреб ногу заключенной в перчатку рукой. Потом, когда я смотрел запись своего выхода в космос, это выглядело весьма странно. Но, по крайней мере, кинокамера на верхнем обрезе шлюза, кажется, работала, как и две телевизионные камеры, укрепленные снаружи корабля.
Было важно снять всю операцию. Ни у кого не должно было остаться сомнений и повода
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
