Голову нечем прикрыть.
Воины, воины с тонкими шеями,
Вам еще жить бы да жить.
Вам бы расстаться с патронными
сумками,
Мокрую скинуть шинель…
Но в небесах над командными
пунктами
Рвется чужая шрапнель.
ам бы рвануться бы к жизни
даруемой
Через родимый порог…
Мерзлая озимь. Железными струями
Пули вскипают у ног…
МНЕ ДОВЕЛОСЬ В СОСТАВЕ ВОЙСКА…
Мне довелось в составе войска
Пройти румынские поля
И у советского посольства
Сменять охрану короля.
Послы к солдату, как к полпреду,
Без этикетной кутерьмы:
В то время на фронтах Победу
В Европу приносили мы…
Но я послов держал в опале,
Недосягаем в их глазах;
Кричали мне: «Траяска[9] Сталин!»
Девчонки в рваных постолах…
Мне довелось увидеть лично,
Как проходил за рядом ряд
По главным улицам столичным
Румынский пролетариат.
Народ на часовых советских
Обрушивал приветствий шквал.
И на проспекте королевском
Гремел «Интернационал».
Его величества заставы
Поразбежались за версту…
И по неписаным уставам
Я улыбался на посту.
АПРЕЛЬ
Стоял апрель. Взбухали реки,
Жизнь пробуждалась ото сна.
Рождалась в каждом человеке
Одна великая весна.
Не перекликом журавлиным
Она была для нас близка,—
Гремел апрель, и шли к Берлину
Смертельно храбрые войска.
МЫ — ОЧЕВИДЦЫ
ЛЮДМИЛА ПРОЗОРОВА
ВАМ — СТАРШЕЕ ПОКОЛЕНИЕ
Мы — маленькие очевидцы,
Последние из могикан,
Нам до сих пор тревога снится,
И до сих пор отбой не дан.
Из теплой, полной снов постели,
Из комнат, где цветы цвели,
В бомбоубежища и щели
Мы ночью с бабушками шли.
Мы слез тогда уже не лили.
Мы знали вкус полынь-травы
И с вами всю беду делили.
Как с нами хлеб делили вы.
А в десять
Мы нырнули в детство,
Стремясь былое наверстать,
И только трудное наследство
Порой себя давало знать…
Ну что же, мы зато узнали,
Что значит выжить в трудный год.
Что значит —
Родина за нами!
И что такое
Наш народ.
И если песню фронтовую
Вы запоете за столом,
Ту, вашу, грустно-молодую,
Мы вам, конечно, подпоем.
ЛАРИСА ВАСИЛЬЕВА
ТАНКИ
Николаю Алексеевичу Кучеренко,
моему отцу
Какие-то строгие тайны
из дома отца увели,
а вскоре по улицам танки
гудящей волной поползли.
Я прятала руки за ватник
и следом за танками шла,
не зная, что ожил тот ватман
с его заводского стола,
что ожил тот ватман, который
похитил отцовские сны.
По длинным людским коридорам
шли новые танки страны.
Мальчишечьи крики привета
неслись от ворот до ворот,
и женщина шла без жакета,
кричала — Победа идет!—
И, стиснув руками упрямо
тугие перила крыльца,
о чем-то заплакала мама,
привыкшая жить без отца.
Я помню тот день потому лишь,
что вечером этого дня
средь старых бревенчатых улиц
отец мой окликнул меня.
Мне даже теперь это снится,
как в тот незапамятный год
отцу разрешил отлучиться
домой оборонный завод,
как следом за ним я бежала
и в комнату нашу вошла,
и мама подушки взбивала,
и мама лепешки пекла,
смеялась то громко, то робко,
о том говорила, о сем,
но стыла в тарелке похлебка,
отец мой уснул за столом,
и мать улыбалась все шире
и куталась в старую шаль…
Шли танки Т-34
в тревожную, в трудную даль.
ЮРИЙ ВОРОНОВ
В блокадных днях
Мы так и не узнали,
Меж юностью и детством
Где черта?..
Нам в сорок третьем
Выдали медали
И только в сорок пятом —
Паспорта.
И в этом нет беды.
Но взрослым людям,
Уже прожившим многие года,
Вдруг страшно оттого.
Что
