Как можно, не разобравшись вышвырнуть того, кто верен тебе до последнего вздоха?
Да, Фернандо даже взглядом не показывал мне, что относится ко мне как-то по-иному, чем к жене друга, хозяйке плантации.
— Мигель, не сходи с ума, — слишком спокойно произносит управляющий, а у меня мелькает мысль, что может муж ошибся насчёт любви, — я никогда ни словом, ни делом не давал понять, что что-то чувствую к ней, кроме уважения. Твоя жена ни из тех женщин, которые благосклонно будут выслушивать признания от других мужчин.
— В этом ты прав, Тори не такая, — уверенно произносит Мигель.
— Тогда в чём дело? Ты настолько не уверен в себе, что решил от меня избавиться? — флегматично, словно ему всё равно спрашивает Фернандо.
Этими вопросами он выкопал себе могилу, образно говоря, конечно. Не думаю, что Мигель решится на убийство друга, но вот избавится теперь от него точно.
— Дело в том, что о вас судачат даже рабы, — говорит Мигель страшные вещи.
Мало воздуха, резко становится трудно дышать. Сердце сдавливает стальным обручем. Я сжимаюсь в комок под окном и дрожу всем телом. И хотя считаю себя атеисткой, начинаю молиться. Не о своём благополучии, а о том, чтобы Фернандо остался жив и желательно здоров.
Мигель не из тех мужчин, которые делятся тем, что принадлежит им по праву. Он не позволит никому делать из него посмешище, так что Фернандо ещё повезло, что Мигель предложил ему просто уехать. То, что он остался, грозит ещё большими неприятностями.
— Ты приехал сегодня днём и сразу заперся в спальне с женой, но уже знаешь, о чём сплетничают слуги и рабы, — спокойно рассуждает управляющий. — Вернулся ты тоже раньше, чем должен был.
Многое я бы отдала, чтобы посмотреть на лица мужчин во время всего этого разговора. Мне интересно, как реагирует Мигель. Фернандо я уже успела изучить и по его лицу вряд ли что прочтёшь интересное.
— К чему ты клонишь? — недоверчиво спрашивает Мигель.
— Посуди сам. Ты уезжаешь на следующий день после свадьбы, оставляя молодую жену совсем одну. Через несколько дней её попытались убить, но, видимо, она очень нужна здесь, на земле, что господь не прибрал её тогда, — рассказывает Фернандо и я слышу, как Мигель мечется по кабинету.
— Я запер её в усадьбе, приставив охранников, — продолжает Фернандо, — но и тут её пытались несколько раз отравить.
Вот об этом я не знала. Почему он мне ничего не сказал, что меня планомерно травили? Потому и не сказал, что любит и оберегает даже тогда, когда ты об этом не знаешь. Слёзы наворачиваются на глаза. Как жаль, что он не мой муж, впервые за всё это время пожалела я.
Нет, Тори, даже думать не смей, это всё гормоны разыгрались.
— И в последний раз пытались убить во дворе, тогда я уже ничего не смог сделать, кроме как закрыть её собой. Об этом тебе не сказали?
Не знаю, выглядит ли Мигель пристыжённым, но мне стыдно. Стыдно за себя, что не знала обо всём этом и за мужа, который поверил наветам не разобравшись.
— Об этом не сказали, — выдавливает из себя Мигель.
— Я уеду, завтра же, — говорит управляющий, — с Тори прощаться не буду. Теперь ты приехал, и её защита ложится на твои плечи.
Я не хочу, чтобы он уезжал. Что за несправедливость такая? Мигель — чёртов эгоист, останови его. Слышишь? Останови!
Но он меня не слышит и соглашается с дурацким решением управляющего:
— Это правильный поступок, Фернандо. Не крутись у меня под ногами.
Глава 43. Мигель
Фернандо смотрит на меня с равнодушным видом, но я-то понимаю, что он испытывает. Я сейчас чувствую то же самое.
Зачем? Ну зачем он признался?
Моя душа разрывается от противоречивых чувств. Многолетняя дружба схлестнулась в кровавой схватке с ревностью.
Ещё до того, как я вернулся в усадьбу получил анонимное письмо о том, что моя жена изменяет мне с управляющим и даже ждёт ребёнка от него.
Я не поверил. Фернандо скорее согласится отрубить себе руку, но никогда не предаст меня. Особенно так подло.
Вернувшись домой, я увидел, что Тори чиста, как снег в Альпах и дети, которых она носит мои.
Тот, кто хотел уничтожить мою жену и Фернандо заодно, не знал, что я со своим даром могу определить ложь.
Мне никто не лгал, но и отношение жены к Фернандо далеки от равнодушных. Она переживает, беспокоится за него и это разъедает мне душу, словно ржавчина.
Больно оттого, что он, а не я первым узнал о беременности. Он, а не я поддерживал, помогал и защищал её, пока я был в отъезде.
Чувства на сей раз не поддаются разуму. Не могу смотреть на своего старого друга, боюсь, что сорвусь.
Как же меня бесит эта тяга к ней, к женщине, которая волей случая стала моей женой. Женщина, которая не даёт мне покоя даже вдали от меня. Женщина, которая пробралась мне под кожу и растворилась, словно яд, в крови отравляя её.
Когда я увидел её после долгой разлуки, боролся с желанием подчинить себе. Заставить смотреть только на меня. Видеть только меня. Желать только меня. Выкинуть из головы Фернандо, словно его и не существовало.
Я желаю её до безумия. До дрожи в руках. Эти два месяца плавания были самыми долгими в моей жизни. Я никого не хотел только её. Сходя с ума от желания, я долгими ночами представлял, как буду любить её целыми сутками напролёт. Как будут темнеть от желания её глаза. С какой страстью она будет отдаваться мне раз за разом.
Мои мечты стали явью, отравленной ядом ревности. Лучший друг, которому я доверял, как самому себе посмел полюбить мою жену.
Самое ужасное, что я понимаю его чувства. Тори нельзя не любить. Она словно малярийный воздух болот, проникает в лёгкие, заставляя гореть, как в лихорадке. Она моя страсть, моя жизнь, моё искушение.
Сколько ещё сможет продержаться Фернандо, горя на костере ревности каждый день. Видя, как та, что стала смыслом твоей жизни, уходит с другим.
Каждую ночь, пить стоны своей любимой, которые она дарит не тебе. Смотреть, как её ласкает другой мужчина.
На сколько его хватит? Меня бы хватило не надолго.
Любовь и ревность самые тяжёлые испытания для дружбы. Я не хочу терять друга, как и не желаю, чтобы он любил мою жену. Чувствам не прикажешь, но мириться с подобным я не стану.
— Помнишь землю, которую я прикупил по
