Толяну, он тут лично был.
С лопатой и метлой от дома к дому
Удав под видом дворника ходил.
Два опера как будто бы грузили
Носилки, и Витёк в грузовике
Сидел со мной как раз в том самом ЗИЛе,
И Коля прохлаждался налегке,
Изображая юного спортсмена,
Махал руками возле турника,
Плечом вертел, чеканил мяч коленом,
Кирпич колол ударом кулака.
Мол, он простой дворовый обитатель,
Мечтающий сравниться с Брюсом Ли.
Вдох-выдох! Кхья! Поверь мне, мой читатель,
Что мы бы так с тобою не смогли.
Сергуня с Вовкой вдаль смотрели зорко
В свои бинокли. Едут! Мяч в игре!
Да, вот они — и «Волга», и «семёрка»,
Уже у нас под носом, во дворе!
Тут сохраняй спокойствие, рассудок,
Пускай они сперва войдут в подъезд
И всё, что надо, вынесут оттуда,
Вот тут мы и поставим жирный крест
На этой всей истории. Заходят!
Минута, и по лестнице гуськом
Идут назад. Идите! Путь свободен!
Последний миг — и мы уже поймём,
Зачем они вообще сюда совались,
И кто кого оставил в дураках.
Всё, вон они уже, нарисовались
С коробками картонными в руках.
И скачет пульс, и нервы на пределе,
И вот уже мы вяжем всех подряд!
Они и пикнуть даже не успели,
Когда Потап скомандовал: «Захват!»
Но как-то попытались всё же скрыться,
Рвануть в бега, мол, шанс не так уж мал,
Но грузовик, тот самый «ЗИЛ-130»,
Он слово своё веское сказал!
Витюха перекрыл им всю дорогу,
И «Жигулям» бросаться на него –
Как будто моське спорить с носорогом,
Людей смешить и больше ничего!
«Уходим!» — крикнул голосом гнусавым
Их главный. Он хоть ухо-то востро
Держал своё, но всё-таки Удавом
Был брошен на асфальт через бедро!
И Фаберже, эксперт их самый главный,
С глазами потемневшими на лбу,
Метнувшись вбок, позорно и бесславно
Вцепился в водосточную трубу!
Инфаркт как будто скрючил человека.
Согнувшись пополам, разинув рот,
Стоит — ни «бэ», ни «мэ», ни кукаре́ку,
Как будто он вот-вот уже помрёт!
Ну всё, не спим! Работаем по цели!
Его скрутили. Есть! И на других,
На остальных наручники надели
За шесть секунд на всех на пятерых.
Ну, а потом два месяца рутины,
Мы день и ночь плели стальную сеть,
Они там явно были не кретины,
Пришлось, как говорится, попотеть.
С такими опознание, допрос ли –
Задача не для среднего ума.
Сначала в КПЗ три дня, а после
СИЗО уже, Бутырская тюрьма –
Такой у них маршрут, всё как обычно,
Всё тот же распорядок и режим,
Хоть взяты они не были с поличным,
Но общий ход вещей неумолим.
Они, что было, всё почти признали,
Чтоб максимальный срок не получить.
Мы тридцать эпизодов доказали,
С которых им уже не соскочить.
Вот он и к нам пробился, солнца лучик.
Хотя и были мы настороже,
Но то, что все мы премию получим,
Реальностью казалось нам уже.
Ребята, вы мне можете поверить?
Нам по тридцатке лично обещал
Тот самый, бесноватый, вроде зверя,
С Петровки, тридцать восемь, генерал.
Характер у него, конечно, склочный,
Но, что он отвечает за слова,
Вам подтвердит, я это знаю точно,
Вся наша милицейская Москва.
И выдали ведь! Всё, как обещал он,
Случилось! Я, как вспомню это всё,
Как будто от какого-то причала
Какая-то волна меня несёт.
Я даже позабыл, о чём тут речь-то,
А, вот о чём: товарищ наш Удав
Вернул свою невесту. Это нечто.
Она к нему, неделю отрыдав
По той любви, что в памяти теперь уж
Какая-то накрыла полумгла,
Сказала (ты, читатель, не поверишь):
«А всё же дура дурой я была!
Любовь — она имеет свою меру,
Найди её, и можешь дальше жить!»
Она, узнав зарплату инженера,
Раздумала к нему переходить
(Жаль, не могли во время СССРа
В тюрьму за меркантильность посадить!)
Удав потом с улыбкою счастливой,
Мол, я три дня баклуши буду бить,
Позвал нас на природу выпить пива,
Ему хотелось премию обмыть,
А заодно возврат своей невесты,
Возможно, даже будущей жены.
Когда он нас привёл туда на место,
Немного были мы удивлены.
Мы в облаках, конечно, не витали
Насчёт родных красот, но всё равно
Давно такой разрухи не видали.
У нас так быть в России не должно.
Он нас привёл туда же, где когда-то
Хотя и помнить это тяжело,
Ушастый от своей ушёл расплаты.
Полгода с того времени прошло.
Разделав воблу весело и ловко
И сухари солёные достав,
Витюха, я, Толян, Сергуня, Вовка,
Стажёр и сам, конечно же, Удав
На брёвнышке сидели, прохлаждаясь
В лучах заката ярких, золотых,
И тосты, тосты разные рождались,
И дождь прошёл, и ветер поутих.
Психолог с нами был ещё, тот самый,
Что нам мозги настроить помогал,
Когда была завязка этой драмы,
И депресняк глушил нас наповал.
Он к нам с тех пор захаживал частенько,
Хотел найти логическую нить,
Мол, это как — башкою лезть на стенку
И мозг при этом целым сохранить?
Удав бы нас в кафе, в пивную пригласил,
Но это было уже выше его сил,
В связи с Указом всё вокруг позакрывали.
Иди в столовую, народ, и пей кефир!
Короче, вот она, природа, антимир,
Где мы уже друг другу пиво наливали.
Девятнадцатая глава
Нельзя без тревожного стона
На всё это было смотреть –
Какая-то база, промзона,
Не жизнь тут, скорее, а смерть.
Психолог, что к нам напросился,
Он словно помешанный стал,
Как сломанный столб, покосился,
Когда это всё увидал.
Свечою зажглась поминальной
Высокая в небе звезда.
«Удав, ты, вообще-то, нормальный?
Зачем ты привёл нас сюда?»
И, глядя на эту разруху,
Эстет весь такой из себя
И он же философ, Витюха
Сказал: «Да и ладно. Судьба!»
В какие бы светлые дали
Каким бы ни шли мы путём,
В конечном итоге едва ли
Куда-нибудь мы попадём,
Чтоб там хоть немного по сути
Пейзаж отличался для нас
От этой невиданной жути,
Что видим мы с вами сейчас.
Психолог писклявым фальцетом
«Смотрите, — сказал, — котлован!
Там дна у него даже нету,
А значит, я полный болван,
Что с вами сюда притащился,
Себя не спросив самого,
Во мне позитив
