фактически взял на себя все обязанности Барле. Чтобы не устраивать «неприятностей», полностью отстраняя Барле от дел, Рачковский объявил, что отправит его на пенсию и будет платить ему 3 тыс. франков в год. Некоторых компетентных сотрудников Барле он возьмет работать к себе.
В то же время агент внутреннего наблюдения Ландезен продолжал доносить Рачковскому на русских революционеров в Швейцарии, среди которых он продолжал выдавать себя за их сообщника. Одна небольшая группа, близкая к «Народной воле», в которую Ландезен не смог проникнуть, была тесно связана с кружком в Петербурге, к которому раньше принадлежал старший брат Ленина, Александр Ульянов, уже казненный вместе с товарищами. 9 января 1888 г. революционеры этой группы выдали себя, случайно взорвав бомбу, которую они изготавливали. Швейцарской полиции не составило труда задержать тяжело раненного члена группы Исаака Дембо, и он перед смертью рассказал достаточно, чтобы у швейцарской полиции были основания выслать из страны 19 его товарищей.
Ландезен, продолжая выдавать себя за революционера, переехал вместе со своими товарищами в Париж, где стал студентом французского сельскохозяйственного института. Теперь он жил совсем рядом с заграничной агентурой, и в это время ему удалось близко сойтись с эмигрантскими радикальными кругами, в частности с Тихомировым. Несмотря на то что несколько наиболее проницательных людей в революционной группе имели некоторые основания заподозрить Ландезена в связи с Рачковским, не было никаких достоверных сведений, его компрометирующих, и большинство эмигрантов, включая главного их лидера, Владимира Бурцева, Ландезену доверяли. Кроме того, были приняты меры, чтобы этого самого эффективного шпиона иностранной агентуры было крайне трудно скомпрометировать: о том, кто он на самом деле, знали только Рачковский, Зволянский, Дурново, Александр III и, возможно, еще несколько человек. Что произошло между Ландезеном и Тихомировым, точно неизвестно, но летом 1888 г. Рачковский узнал, что Тихомиров был готов предать революционное движение и поступить на царскую службу, получив за это прощение императора и разрешение вернуться в Россию свободным человеком. Рачковский понимал, что подобного рода сделка дает ему материал для антиреволюционной пропаганды и, несомненно, вызовет похвалу начальства. Чтобы его оценили по заслугам, Рачковский не преминул намекнуть, что именно благодаря его личному влиянию Тихомиров решил перейти в другой лагерь. На самом деле Тихомиров принял решение самостоятельно — он порвал с революцией, поскольку убедился в бессмысленности методов террористов. Тихомиров был человеком строгих принципов, поэтому он открыто объявил о перемене своих взглядов и отказался выдать Рачковскому своих бывших товарищей. Тем не менее Рачковский утверждал, что он лично встречался с Тихомировым с целью договориться, на каких условиях бывший революционер будет служить царю.
Так или иначе, в сентябре Тихомиров написал прошение царю. Александр III его простил, а Рачковский использовал свои связи в прессе, чтобы история бывшего лидера «Народной воли», предавшего революцию и террор, получила широкую огласку. В конце года Рачковский субсидировал выход памфлета Тихомирова под названием «Почему я перестал быть революционером».
Зволянский способствовал награждению Рачковского, написав в своем отчете, что последний вот уже 15 лет служит трону верой и правдой и до сих пор не был отмечен. Александр III пожаловал Рачковскому орден св. Анны третьей степени. Кроме того, принимая во внимание тяжелые условия работы Рачковского и тот факт, что он прекрасно справляется со своими обязанностями, Зволянский выхлопотал для него разрешение не подавать регулярных рапортов. Зволянский «с полной справедливостью причислял заграничную агентуру к числу самых лучших (если не лучшей) русских политических агентур, заслуга организации которой всецело принадлежит г. Рачковскому…».
III
Несмотря на то что охранка и заграничная агентура вели успешную борьбу с «Народной волей», в конце 80-х годов и эта, и другие революционные группы все еще представляли серьезную опасность. В середине 80-х годов Судейкин почти полностью разгромил «Народную волю» в России, но разрозненные ее члены стали снова мобилизовываться при помощи сильного заграничного крыла организации. По словам Дурново, «эмигранты не могут сами по себе, без содействия лиц, проживающих в империи, ни приготовить чего-либо серьезного, ни тем более осуществить свои замыслы»; поэтому он решил вернуть Ландезена, будто бы представлявшего парижский кружок «Народной воли», в Россию и с его помощью раскрыть имена революционеров и их явки в империи, а если удастся — спровоцировать их на инкриминируемые действия.
Ландезен вернулся осенью 1889 г. Он появился в Петербурге в небольшой группе террористов-радикалов, которым он представился как доктор Миллер. Ландезен утверждал, что его послали в Россию парижские революционеры Юрий Рапопорт и Владимир Бурцев, и предлагал свою помощь в организации серии убийств. Несмотря на то что лидер группы по прозвищу Блондин пытался уклониться от немедленных действий, говоря, что для начала ему надо собрать людей и деньги для такого предприятия, Ландезену удалось встретиться с другими членами группы, включая местную активистку Н.К. Истомину и еще одну важную персону (проездом в Петербурге), которую уважительно называли Профессор. Поговорив с ними, Ландезен узнал много подробностей о революционных кругах в Москве, Киеве, Одессе и Вильно, а также получил необходимые ему имена и адреса.
В меморандуме от 29 ноября Дурново объяснял, что он умышленно не стал арестовывать так называемого Профессора, чтобы полиция смогла проследить все его контакты с революционерами в России и за границей. Ландезен, который считал себя в полной безопасности, тем временем посетил Вильно, Москву, Нижний Новгород, Харьков, Одессу и Киев, где у него 27 декабря была назначена встреча с Профессором.
Хотя встреча не состоялась, Ландезен во время своего путешествия узнал, что Профессор, подлинное имя которого было С.Я. Фойнитский, помог петербургской группе сформировать центр революционной организации. Утверждая, что товарищи в Париже должны быть осведомлены о намерениях новой группы для организации сотрудничества, Ландезен попросил Фойнитского передать ему письменную программу действий группы и встретиться 17 декабря в Москве. На встречу явилась революционерка Истомина, но она говорила лишь о терроре как главном средстве борьбы группы. На вопрос Ландезена о конкретных планах группы она отвечала уклончиво, говоря, что «нужен систематический террор, и больше ничего».
В середине декабря Дурново похвалил Ландезена за «удовлетворительные результаты» его работы. Он не только подтвердил «действительное значение» заговорщиков, уже известных полиции, но и узнал имена новых сообщников, а также адреса двух конспиративных квартир, служивших им местом встречи. Теперь Ландезену оставалось только «забросить удочку»; используя информацию, полученную при перехвате писем террористов из Парижа в Петербург, и сообщения Ландезена, который находился в близких отношениях с Бурцевым, Дурново смог своевременно арестовать Фойнитского, Истомину и их товарищей.
Ландезен тем временем убеждал террористов в Петербурге, что он ничем не сможет им помочь в Париже, если они на деле не докажут свою
