на меня.
– Паша в коме, Малой не выжил.
– Нет! – приглушенно вздрагиваю я, прикрывая рот руками.
– Поэтому мы тебе и звонили, – хмурится Матвей, – а Сергей не посчитал нужным поставить тебя в известность.
– У нас были дела поважнее, – огрызается второй Победоносцев.
– Ты дебил, или как? – Матвей вскакивает со своего места. – Это жизнь человека, придурок!
– Ты за языком следи! – Сережа тоже резко встает, опрокидывая стул.
Они начинают переругиваться, я впервые слышу, чтобы с Сережей кто-то разговаривал в таком тоне.
Очень хочется зажать уши, чтобы не слышать всего этого.
Как они могут вообще?
Их друг умер.
Умер!
Это значит, что…
Я не могу понять, что именно это значит для меня. Это первая смерть, которую я переживаю в своей жизни. Господь миловал меня. В осознанном возрасте я никого не хоронила.
– Успокойтесь, прошу вас, – раздраженно произношу я. К моему удивлению, это работает. – Где Юля?
– Они с Лешей поехали в больницу. Я отвезу тебя к ней.
Сережа разражается громким смехом:
– А ты ничего не перепутал? – зло цедит он. – У нее есть я, чтобы поддержать в сложной ситуации. А ты где был, когда ей было хреново?
– Лучше скажи, почему ты сразу ей не сказал про Малого? Боялся, что вечер пройдет не так, как ты задумывал?
– Бл*ть, тебе конец!
Я бросаюсь Сереже на шею, чтобы остановить этот идиотизм.
– Успокоились! Оба!
– Лиза, поехали, прошу тебя, – Матвей протягивает мне руку.
– Она никуда с тобой не поедет, придурок! Ты еще не догнал?!
– Лиза, – он продолжает игнорировать брата, – прошу тебя. Ты… Ты нужна мне.
Господи, сколько я бы отдала за эти слова еще несколько недель назад. Сколько боли в его взгляде.
А я ведь и правда нужна ему. И злорадства нет. Есть только усталость.
Почему?
Почему так поздно?
Я больше не та. Я больше не могу дать тебе того, что ты хочешь.
А ты всё еще тот. Твои глаза все такие же аквамариновые, как у мальчика из моего сна.
Ты знал. Ты всегда знал, что я сделаю тебе больно, поэтому избегал меня, поэтому так боялся впустить меня в свою жизнь. И отпустил этот страх слишком поздно. Сейчас я вижу, что ты больше не боишься. Потому что самое страшное уже произошло. Ты так доверчиво тянешь ко мне руку, немного улыбаясь. А улыбка у тебя такая особенная. Хочется спрятать её, чтобы она принадлежала только мне.
Ловить мельчайшие перемени твоих настроений. Я умею это. А сможет ли кто-то другой? Те моменты, когда ты вдруг теряешь все своё хладнокровие и улыбаешься так по-мальчишески, по-настоящему, только мне. В эти моменты во мне просыпается совсем искренняя надежда на то, что у нас не все потеряно, того, что у нас все ещё есть шанс быть вместе.
– Лиза! Выпроводи его отсюда! – нервный рык Сережи выдергивает меня из мыслей, той сказки, в которую я на минуту погрузилась.
– Лиза, – Матвей продолжает смотреть только на меня, – если я сейчас уйду, то уже не вернусь.
Сережа разражается нервным смехом:
– Да вы гоните, ребят!
И я понимаю, что он прав. Это уже совсем другая сказка. И написал её Матвей, своей собственной рукой.
Я выбираю не между Матвеем и Сережей. Сейчас я выбираю между собой и Матвеем.
И я не нахожу в себе сил простить его.
Известие о смерти Малого так потрясло нас всех, что каждый решился на то, чего страшился больше всего.
Матвей сделал шаг ко мне.
– Прости, – глухо отзываюсь я, отводя взгляд, – я приеду с Сережей. Чуть позже. Передай Юле, что мы скоро будем.
Я изучаю его кроссовки, как они несколько раз переминаются, а потом… Потом он поворачивается на пятках и пропадает из зоны моей видимости.
**
На похороны собирается вся деревня.
Я думала, что в такие дни горюет даже природа, но получилось не так. День выдался солнечный и жаркий. Как будто мир был не в курсе, что на свете не стало одного семнадцатилетнего мальчика.
Раиса Николаевна, мать Малого, рыдала так громко, что у меня сжималось сердце. Так не должно быть. Родители не должны переживать своих детей.
Я стояла рядом со своими, и папа крепко обнимал нас с мамой, словно боялся, что с нами может что-то случиться прямо сейчас.
Возможно, такие события нужны нам в жизни, чтобы напомнить о том, что в итоге итогов важна только любовь. Ни деньги, ни удовольствия не смогут купить тебе семью и жизнь.
Другого объяснения произошедшему я не находила.
Ведь даже Юля, которая, мягко говоря, не ладила с Малым, а по-честному, постоянно терпела от него унизительные слова и всяческие оскорбления, сейчас плакала, прижимаясь к груди Леши.
Матвей с Сережей в черных траурных костюмах, стояли рядом, как и подобает семьям на похоронах.
До меня не доходила суть происходящего, пока не пришлось взять горсточку земли, чтобы кинуть ее на гроб. Тогда-то меня и прорвало.
Я плакала навзрыд, так что начались судороги и я буквально захлебывалась.
– Пойдем, дорогая, – папа приобнял меня за плечи, – на поминки мы все равно не собирались. Тебе нужно выпить успокоительного и поспать.
Я согласно киваю и позволяю себя увести.
Поминки мне в принципе никогда не были понятны, как традиция.
Людям, которые по-настоящему переживают горе, вообще не до еды и питья. На такие церемонии обычно приходят те, кто не особо страдает по усопшему.
– Тебе что-нибудь еще нужно? – заботливо спрашивает папа, когда я осушаю стакан воды с запахом валерьянки.
– Посиди со мной немного, – прошу я, – как в детстве, пока я не усну.
И он делает это.
Сидит и напевает мне песенки, держа за руку, пока я не проваливаюсь в тяжелый сон.
Глава 16. Точки после «М»
После похорон мы с Юлькой вернулись в Копылово. Потребовалось меньше времени, чем я думала, чтобы мы влились в обычный поток жизни.
Уже через неделю, мы снова начали выходить по вечерам с ребятами, и я лишь изредка ловила себя на мысли, что здесь мог бы быть Малой. Тут мы могли бы встретиться, в эту девушку он мог бы влюбиться…
– Чего, опять хандришь? – Сережа легонько щелкает меня по носу, смотря с нежностью.
Мы ужинаем в кафе, как обычно, нашей фантастической четверкой.
– Нет, все нормально, – отзываюсь я.
Я не забыла того, что он не сразу мне сказал про инцидентен с ребятами. Как не забыла того, что он не рассказал мне про своего брата. Юлька же только разводила руками:
– Лиз,
