И он уходит. В последний раз закрывает дверь в квартиру, запирает замок. Совсем скоро он уже сидит в машине. Он выезжает из города по пустым улицам, поднимается на двадцать метров над ним по бетонной эстакаде, одинокий автомобиль на пяти полосах.
Глава 21
Грунтовая дорога
Прошло несколько дней после смерти мамы. Все это время он просидел дома и вышел на улицу впервые. Он прогулялся по самому большому городскому парку, который вел к набережной. Он смотрел на верхушки деревьев над головой. Он знал, что сейчас начало июня, и листья ярко-зеленые, но уже много лет его глаза не видели этого. После несчастного случая в трансформаторной будке его увезли в больницу. У него были ожоги на руках, груди и спине, осматривавшие его врачи не могли понять, где кончается одежда и начинается кожа. После нескольких дней в больнице перед выпиской папа спросил врача, будут ли у Бенжамина какие-нибудь последствия травмы. Врач ответил, что не может сказать наверняка. Возможно, что-то проявится позже. Например, повреждения нервов могут дать о себе знать через несколько лет. Мышцы внезапно могут ослабнуть, существует риск нарушений сердечного ритма, мозговых нарушений, проблем с почками. Ничего такого не произошло. Но врач ничего не сказал о зрении. Он не предупредил, что после происшествия Бенжамин будет по-другому воспринимать цвета. Некоторые из них он утратил совсем, например синий. Он наклонялся, даже вставал на колени на полянке, и все вокруг утверждали, что здесь полно черники, но он не видел ни одной ягоды. Все цвета для него были ярче; даже через несколько часов после заката весной или летом он все еще видел на горизонте солнечный круг, а небо оставалось для него темно-розовым. Так красиво, жаль, что неправда. В юности он поражал своих одноклассников тем, что мог смотреть на солнце, не моргая. Одноклассники собирались вокруг него, кричали, звали других, чтобы посмотреть, как он это делает. Яркие цвета успокаивали его, он тянулся к ним. Он замирал, когда светофор на перекрестке переключался на красный. Иногда он заходил в магазин спорттоваров, в отдел товаров для рыбалки, и рассматривал поплавки, желтые и красные; они светились, как неоновые. Но он помнит деревья из своего детства – в начале июня он приезжал в загородный дом, и листва взрывалась ярко-зеленой энергией. Он долго страдал от того, что был не в состоянии это увидеть. А потом перестал об этом думать.
Он спустился к воде. Старые рыболовные лодки перевозили жителей элитных поселков с берега на берег. Прошелся по набережной мимо белых пассажирских судов, выстроившихся вдоль причала. Рестораны выставили таблички «Улов дня», надеясь обмануть тех туристов, которые не знают, что в этих водах ничего не водится, рыбы здесь нет, море мертвое. Встречавшиеся ему люди были одеты по-летнему, но было прохладно, как в апреле, они подняли тонкие воротники, их руки покрылись гусиной кожей. Он часто бывал здесь в последнее время. Проходил через парк вниз к пирсу, а потом поднимался обратно. Он стал чаще гулять, иногда по нескольку часов. Зимой он иногда промерзал настолько, что переставал чувствовать руки, безуспешно пытался открыть дверь, стоял, удивленно рассматривая свои руки, удивляясь, что они не могут совладать с ключами, повернуть замок. Он часто бесцельно бродил по городу, заходил на кладбища и спускался в метро, проезжал одну станцию и выходил снова. Он решил оставить тот несчастный случай позади, но все пошло не так, как он предполагал. Он постоянно возвращался мыслями в тот день. Каждый громкий звук, вспышка света, любая неожиданность возвращали его туда, в трансформаторную будку. Так случалось несколько раз за день. Стоило ему увидеть что-то особенное – и он оказывался там. Даже когда его обдавало жаром из духовки, которую он открывал, чтобы проверить, готова ли еда, он попадал туда. Иногда он даже плакал.
Неожиданный звук. Не только явный грохот, например, когда дети взрывали в туннеле петарды. Но и скрежет отодвигаемого стула в пустынном ресторане. Перестук выкладываемых в ящик вилок и ложек. Он не мог находиться в ванной, когда набиралась вода. В центре города ему становилось хуже, особенно в дождь, потому что вода усиливала шум, проезжавшие мимо автомобили грохотали, и этот грохот еще долго крутился у него в голове. Еще хуже, чем от неожиданных звуков, ему становилось от неожиданной тишины, словно с пропадавшими звуками исчезал и весь мир, и чем тише становилось, тем сильнее он чувствовал, что теряет связь с реальностью. Он долго мечтал создать идеальную тишину, с приглушенными звуками. Лежать в спальне, слушая, как в кухне работает радио. Сидеть в пустом ресторане, наблюдая за дорожными рабочими за окном, слышать звук через оконное стекло. Какое-то время он действительно так делал, но потом перестал. Постепенно собственное неблагополучие перестало его волновать. Он помнит, как впервые почувствовал это. Он был на кухне и ощутил запах гари, пошел осматривать квартиру. Следуя за запахом горящей электропроводки, он миновал гостиную и увидел электрощиток, из которого валил белый дым. Он открыл его и увидел пламя. Язычки огня облизывали заднюю стенку за пробками. Он побежал на кухню, набрал ведерко воды, бросился обратно и уже собирался выплеснуть воду на огонь, как вдруг вспомнил то, чему учили в школе: вода проводит электричество. И истории о том, как люди роняли в ванну фен и погибали. Может быть, если вылить воду, произойдет катастрофа? Он попытался задуть огонь, но тот лишь усилился, Бенжамин стоял там с ведерком в руке, как парализованный, задержав дыхание, три секунды полного покоя, затем он выплеснул воду на огонь в полной уверенности: ничего страшного.
Ничего страшного не случилось, огонь погас, пробки выскочили одна за другой, словно попкорн. На следующий день пришел электрик и починил щиток, убрал все опасные провода, но с того дня в нем засело это ощущение: ничего страшного.
Дело не в том, что он решился. Он даже не сформулировал эту мысль внутри себя, она так и не появилась у него. Возможно, он оттолкнул ее; ему было легче, когда ум был пустым, когда не был занят всякими вопросами, на которые он не знал ответа. С тех пор он очень часто бывал на пирсе, стоял и смотрел на фьорд, а потом шел домой. Он не знал, что в этот раз было по-другому, не так, как всегда. Он остановился на краю пирса и простоял там несколько минут. Смотрел на воду, видел водоросли, опутавшие огромную якорную цепь. Видно было на два десятка сантиметров в глубину, а потом – мрак. Он снял с себя одежду и сложил ее горкой, прохожие мельком взглянули на него и пошли дальше. Потом он прыгнул. У него не было никакого плана, никакой детально проработанной тактики. Он просто решил плыть прямо до тех пор, пока у него не закончатся силы, до тех пор, пока сможет. И он проплыл мимо пирса и его не слишком активной навигации и выплыл из залива. Был штиль, вода была спокойная, как зеркало, но с моря шли волны, довольно высокие, море поднималось и опускалось вокруг него, и он следовал за волнами, он был маленькой незначительной песчинкой, казалось, море еще не решило, что с ним делать. Вода стала холоднее, его гребки короче. Но он хорошо умел плавать. Родители отправляли его летом в школу плавания. Все знали друг друга, а он никого не знал. Остальные ребята были старше него. Они плавали друг за другом, он плыл медленнее остальных, и когда кто-то подплывал к нему со спины, с краешка бассейна раздавался громкий свисток: «Дорогу!» И он повисал на желтой дорожке, пропуская остальных вперед. Запах хлора в душе, морщинистые пальцы от воды, и маленькие лужицы на полу, сверкающие под светом ламп, и взрослые мальчики, бегающие вокруг, хлещущие друг друга полотенцами и вопящие так, что кафельные стены отзывались эхом на их крики. Они спали в спортивном зале. У остальных были спальные мешки и пенки, но мама с папой забыли дать их ему. Он попросил у тренера коврик, а еще для него постелили мат. Дети прозвали его «королем», так как, лежа на мате, он величественно возвышался над остальными. Он беззвучно плакал перед сном, скучая по родителям. Смотрел в потолок, рассматривал гимнастические бревна, кольца, шведские стенки. В последний день была теория, тренер собрал мокрых детей, выстроил их на краешке бассейна, громко дунул в свисток, как только они зашумели. Он говорил о том, что нужно делать, если попадешь в холодную воду. Он стоял у доски и рычал так, что его голос был похож на лай собаки: «Сориентируйтесь! Куда плыть? Сориентируйтесь! Куда плыть? Сориентируйтесь! Куда плыть?»
