Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Теперь не было необходимости вырабатывать условный рефлекс: участники эксперимента уже боялись пауков. Перед началом лечения каждого из испытуемых просили зайти в комнату, в дальнем конце которой на столе стояла банка с детенышем тарантула. Испытуемых просили подойти к банке и выполнить стандартный тест на оценку поведения, столько заданий, сколько они смогут за три минуты. Разрешалось прекратить выполнение заданий в любой момент.
Сначала их просили сесть перед закрытой банкой на расстоянии двадцати сантиметров. Затем нужно было приложить ладонь к банке и продержать ее в таком положении в течение десяти секунд (если вы боитесь пауков, в этот момент, я думаю, вам уже будет очень страшно). Затем испытуемому нужно было открыть банку, а потом, если он сможет, подержать открытую банку в руках в течение десяти секунд. Эти шаги продолжали усложняться, и наконец наступала очередь восьмого, последнего, задания: нужно было, чтобы паук прополз по обнаженной руке. Если испытуемый доходил до этого этапа, он исключался из группы испытуемых. (И правильно! Не могу сказать, чтобы я особенно боялась пауков, но на такое бы точно не пошла.)
Через четыре дня наступало время лечения. Испытуемым двух групп, которые должны были подвергаться реактивации воспоминаний, сказали, что, независимо от того, с какими результатами они прошли первоначальный тест, сегодня придется дотронуться до паука, чтобы завершить процесс. По инструкции они должны были стоять на расстоянии полуметра от паука, находившегося в открытой банке. Они оставались там на протяжении двух минут (по-видимому, с колотящимся сердцем, расширенными зрачками и так далее), и им задавали вопросы об их страхе, об уровне тревожности и о том, чего они больше всего боялись, когда им сказали дотронуться до паука. Все это время они находились в ожидании того, что вот-вот им придется дотронуться до паука. В этом и состояла попытка Киндт запустить и реактивировать связанные со страхом воспоминания. Это была очень деликатная задача, потому что нужно было довести их до той точки, в которой воспоминания становились пластичными, но не дальше.
По истечении двух минут испытуемых выводили из комнаты, причем в конечном итоге им не нужно было дотрагиваться до паука. Потом им давали таблетки, сорок миллиграммов пропранолола или плацебо. Через четыре дня участникам предлагалась анкета по поводу боязни пауков, и нужно было снова выполнить восемь заданий теста на оценку поведения, – кто сколько сможет.
Перемены были разительными. При выполнении восьми заданий теста все до единого участники группы, которая получала и таблетку пропранолола, и проходила процедуру реактивации воспоминаний, смогли выполнить больше заданий теста, чем до лечения; многие из них достигли восьмого задания и дотронулись рукой до тарантула. В то же время члены группы, которые получали плацебо и проходили процедуру реактивации воспоминаний или только таблетку пропранолола, едва могли дотронуться до банки. Через три месяца и через год были проведены дополнительные тесты: группа, получившая полный курс лечения, оставалась стабильной; регресса не отмечалось. Эти люди по-прежнему могли дотронуться до банки.
Когда я впервые разговаривала с Киндт по телефону, где-то через три года после публикации результатов ее исследования арахнофобии, я не знала, на каком этапе в тот момент находится ее работа. Я не знала, нужны ли ей новые испытуемые и подойду ли ей я. Но потом, почти в конце нашей беседы, она выдала мне список фобий, с которыми уже имела дело: пауки, змеи, мокрицы, собаки. Ограниченные пространства. Высота.
Я сказала: «Это мой случай».
«Вы хотите от этого избавиться?» – спросила она, слегка посмеиваясь. Тоже полушутя я сказала ей, что хотела бы попробовать.
Мне повезло. За несколько месяцев до этого она открыла свою клинику. В то время она уже лечила людей не просто в ходе научного исследования, но как обычных пациентов. За сто евро в час, если соответствуешь необходимым для этого условиям, можно получить лечение.
Через несколько дней я заполнила анкету онлайн, дала ответы на вопросы о моем страхе и поставила свои оценки рядом с утверждениями вроде «Я избегаю этой ситуации любой ценой». Доктор измерил мне кровяное давление и определил дозу пропранолола, которую предстояло принять: поскольку лекарство снижает давление, оно может оказаться небезопасным для тех, у кого оно и так слишком низкое.
Один из вопросов касался моей семейной истории. Умер ли кто-нибудь в моей семье от сердечного приступа или подобных причин в возрасте до шестидесяти лет? Я сообщила о мамином инсульте в шестьдесят и о смерти ее отца в пятьдесят четыре от аневризмы аорты. И снова, когда я вносила эти ответы в бланк на экране компьютера, я поразилась, насколько несправедливо жизнь обошлась с моей мамой.
Но, несмотря на эту печальную историю, клиника допустила меня к лечению. Я купила билет до Амстердама и пыталась не слишком рассчитывать на положительный результат. До сих пор результаты Киндт были убедительными. Но успех или неуспех лечения, по-видимому, почти полностью зависит от реактивации – той части, где бетон снова становится жидким. Трудность лечения состоит в поиске воспоминания о страхе таким образом, что его становится возможным изменить.
«Почему мы храним воспоминания?» – спросила меня Киндт во время нашего разговора, а потом сама ответила на свой вопрос. Она сказала, что главная цель воспоминаний – помочь нам эффективно адаптироваться к своему окружению, узнать о том, что нам угрожает, а потом сохранить эту информацию, чтобы каждый раз, когда какая-то угроза возникает, не учиться заново. Такая цель помогает объяснить, почему связанные со страхом воспоминания обычно статичны и долговременны: они будут нужны как предупреждения в будущем. Пластичными и изменяемыми они становятся только тогда, когда появляется достаточно серьезная причина для их активации.
Киндт объяснила, что, чтобы это произошло, «должно быть что-то новое, чему необходимо научиться, иначе след памяти – это лишь некое восстановленное пассивное состояние, но сам след памяти не активизируется». С другой стороны, если опасность, которой подвергается человек при лечении, оказывается слишком новой, мозг создаст совершенно новое воспоминание, новое приобретенное знание, но не будет пересматривать старое. Она предложила пример: если кто-то боится пауков и вы заставляете его смотреть на паука полчаса, час или несколько часов, первоначальная волна страха может постепенно начать затихать, по меньшей мере его можно будет сдержать. «Если это сделать, сформируется новое воспоминание», – объяснила Киндт. После этого пропранолол будет оказывать воздействие уже на вновь сформированное знание о страхе, который можно сдерживать, но не на старое, более сильное воспоминание.
С очень большой вероятностью такому человеку придется начать все сначала в следующий раз, когда он увидит паука. Целью Киндт было полностью предотвратить возникновение реакции страха, но, чтобы этого достичь, нужно было «запустить» человека в нужный момент. Я никогда не была большим любителем аналогий, которые сравнивают живую, бесконечно творческую работу человеческого мозга с бесстрастным функционированием технологий, но здесь такое сравнение кажется подходящим: Киндт необходимо было открыть у своих пациентов нужный файл памяти в режиме редактирования, а не в режиме «только для чтения» и не дать компьютеру вместо этого создать новый документ. Это ювелирная работа.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
