Он вскинул бровь и протянул:
— Посмотрим. — Потрогал кончиком пальца заколку, что скрепляла пеплос на моём плече. — Мои цвета тебе удивительно к лицу, Вель. И запах тоже…
Я растерянно моргнула.
— И впредь, если кто-то посмотрит на тебя косо, смело прикрывайся моим именем… Так и говори: «Я женщина дюка Элара из дома голубого лотоса, из рода Аскавхетео».
Отвечать не стала, а под тихий смех, скрылась в дом. И да, дверью не хлопнула лишь потому, что Брошку не хотела разбудить.
Свет не видывал большего нахала, чем злюк хуратор.
Самоуверенный, наглый, бессовестный тип.
Я потёрла рукой глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Магия или нет, но я определённо не узнавала себя. Если бы встретились я сегодняшняя и я вчерашняя… ладно, вру, не вчерашняя, а хотя бы июльская. Я та этой мне по щекам бы надавала: за бесхребетность и полное отсутствие гордости.
Лампу зажигать не стала. Бро проснётся, начнёт расспрашивать, что да почему, а я растрёпанная, и сказать мне нечего…
Крадущимся шагов я двинулась по коридору, почти не дыша и молясь, чтобы пол не скрипел, но в самый ответственный момент, когда до ванной оставалось не больше полутора метров, обо что-то споткнулась и сначала ударилась бедром о комод, потом наткнулась на вешалку и, наконец, с сочным грохотом растянулась вдоль плинтуса.
Зажмурилась, ожидая услышать недовольное ворчание и готовясь держать ответ, но, как ни странно, Брошка, которая и так-то спала весьма чутко, а беременность привнесла в её сон тревожность и беспокойство… И вместе с тем учинённый мною шум сестру не разбудил.
— Бро, не пугайся, — громок произнесла, поднимаясь на ноги. — Это я, балда, зацепилась за что-то…
А за что я зацепилась-то? Шагнув к ванной, я открыла дверь и щёлкнула по выключателю. Оглянулась назад и остолбенела.
Бро лежала на полу, бледная до синевы, босая и… И в первую секунду мне показалось, что мёртвая. В глазах потемнело, в голове стало пусто-пусто, а на сердце так страшно, что дыхание перехватило.
— Брошка… — прохрипела я и бросилась к сестре, остро сожалея, что в своё время не пошла учиться в медицинский. Сейчас хотя бы знала, что делать… — Брошка.
Нащупать пульс на руке не удалось, поэтому я прижала ухо к груди сестры, лепеча:
— Пожалуйста, Божечка! Пожалуйста!
Сердце билось. Слабо-слабо.
Я вскочила на ноги, прижала руку к губам, не зная, что предпринять, а потом, путаясь в подоле пеплоса, рванула ко входным дверям, вылетела на залитую лунным светом Славную и закричала, натужно, отчаянно:
— Элар!
Я даже думать боялась о том, что стану делать, если он меня не услышит, если слишком далеко ушёл или, что ещё хуже, улетел на своём летающем гробе, оставив меня наедине с моею бедою.
— Эла-ар!
Когда он появился из-за поворота, я бросилась к нему навстречу, схватила за руку, потащила за собой.
— Идём, идём скорее, прошу тебя! Пожалуйста, помоги! Брошка — там… Сделай, что-нибудь! Она…
Надо отдать злюку должное, он не задавал бессмысленных вопросов и в дом вбежал впереди меня, увидел лежащую на полу Бро и выругался:
— Дурочки! Доигрались в свободу и волонтёрство? — Осторожно взял Бро на руки. Я всхлипнула и торопливо вытерла повлажневшие от слёз щёки. — А если бы меня не оказалось рядом?.. Да не реви ты!..
Минут через сорок или час я мялась у крыльца больницы, отдав Бро на руки чёрному, как ночь, Йонасу, и грызла костяшки пальцев.
— Всё будет хорошо, — уверил меня доктор на прощание. — Вы вовремя успели. Не нужно переживать.
Не переживать? Легко ему говорить, а меня трясло от с трудом сдерживаемого напряжения, крепко приправленного ужасом. Трясло и не отпускало.
— Иди сюда. — Элар подошёл ко мне со спины и сначала обнял за дрожащие плечи, а потом взял на руки. И я не стала сопротивляться, обняла его за шею и спрятала лицо в складках праздничного хитона (Да уж, с днём местного Нептуна у меня как-то не сложилось, в первый и последний раз я его праздновала). Злюк устало вздохнул.
— Бестолочь ушастая. Пойдём спать… Не дрожи и не дёргайся. Не ко мне домой. В «Оливковую рощу».
— На Славной никого не осталось, — призналась я, закрыв глаза. — Мне нужно вернуться. Камень…
— …переживёт одну ночь без тебя, — проворчал Элар, уверенно шагая по мостовой. — Да и праздник, никто не заметит, что вас дома нет. К тому же скоро все расходиться начнут, и ваши товарищи по нелёгкому волонтёрскому делу — в том числе. Не переживай.
Плакать было стыдно. Принимать помощь от идейного врага — тоже. Но отчего-то врагом Элар совсем не ощущался, а ощущался он, как единственное существо на целый этот странный магический мир, которому есть до меня дело. Вспоминать же о корыстной составляющей вопроса совершенно не хотелось.
*Да или нет? Каков твой положительный ответ? Фраза из фильма Франко Кастеллано и Джузеппе Моччиа «Укрощение строптивого» (Il Bisbetico domato). Италия, 1980 год.
* * *
Чем закончилась та безумная ночь, честно скажу, не помню. Сквозь туман памяти проступали смутные образы того, как Элар переговаривался с какой-то женщиной. Кажется, ругался, но на кого и по какой причине — неизвестно. Не было сил вникать и выяснять. Меня плотно накрыло опустошением, моральным и физическим.
С трудом припоминаю, как злюк, ворча и поминая недобрым ласковым словом неумение некоторых женщин видеть дальше кончика собственного носа, помогал мне выпутаться из складок пеплоса (Смущение? А с чем его едят?). Кажется, я пыталась уточнить, кого это он имеет в виду, но что ответил Элар и ответил ли вообще — тайна, покрытая мраком. Примерно на этом моменте у меня случился разрыв реальности. Я бы даже сказала, полный обрыв, после которого лишь ватная тишина и тёплая темнота.
И ни намёка на эротический сон, мне в ту ночь вообще ничего не снилось, а проснулась я от чувства голода и жажды. И ещё от другого чувства, скажем так, прямо противоположного первому.
Села на постели, кулаком почесала глаз. Огляделась.
Благодаря тяжёлым портьерам на окнах в комнате сохранялся полумрак, хотя снаружи угадывалось обычное для здешних мест, солнечное утро или день — понять, который час, я не смогла.
— Сначала — в ванную, — пробормотала я и, определившись с приоритетами, встала на ноги. — С остальным потом.
Дверей в спальне было две. Понадеявшись, что одна из них ведёт в уборную, я отправилась к той, что была декорирована под стены спальни, и не прогадала.
Ванная комната была сделана в лучших традициях дорогого европейского отеля. Много света, зеркал, добротный костяной сундук, стул у косметического столика и огромный душ за толстым матовым стеклом. Сбросив с себя основательно измятый хитон и бельё, я шагнула под горячие струи и застонала от наслаждения, на время позабыв даже о чувстве голода. В нашей-то с Брошкой квартирке никакого душа не было, лишь серая от старости, шершавая ванна, да бойлер, воды из которого постоянно не хватало.
