Вновь оглядев чудовищный сад скульптур, она заметила, что некоторые статуи разбиты, а обломки раскиданы по всему залу. Достаточно уже того, что горгоны обратили их в камень. Но разбивать их на части – слишком жестоко.
Она снова глянула на розовую женщину в клетке.
– Она важна для тебя?
Тэнг посмотрел на клетку, и его глаза наполнились глубокой печалью. Он медленно кивнул.
Прежде чем Эмили догадалась, кем ему приходится розовая женщина, Пегас и горгоны закончили с разговорами. Жеребец отвернулся от тронов и попытался подойти к Эмили. Но Хрисаор бросился вперед и преградил ему путь.
Пегас встал на дыбы и уставился на вепря. Хрисаор поднялся на свои коротенькие ножки и бросил вызов жеребцу. Но прежде, чем битва началась, горгоны принялись кричать. Звук был таким громким и пронзительным, что все в зале застонали от боли и закрыли уши руками.
Никогда прежде Эмили не чувствовала ничего подобного. Даже Тэнг отреагировал на ужасный звук и прикрыл уши.
Его руки стиснули ее крепче и задрожали. Когда крик наконец утих, Эмили отняла ладони от ушей и посмотрела на них, ожидая увидеть кровь.
– Довольно, Пегас! – взвизгнула Эвриала.
Она поднялась с трона и сошла с помоста, по пути опрокинув подвернувшуюся под руку детскую статую. Та покачнулась и упала на пол: одна из крошечных ручек отломилась. Розовая нирада в клетке горестно взвыла.
– Молчать! Или я уничтожу еще одну. – Эвриала повернулась и посмотрела на вепря: – Хрисаор, отныне вы двое больше не будете биться.
Эмили напряглась, когда женщина-змея приблизилась к ней. Тэнг ощутимо задрожал. Но что это – ярость или страх? Даже посмотрев ему в глаза, она так и не смогла понять.
– Итак, – произнесла горгона, – это дитя – Пламя Олимпа?
Чем ближе она подходила, тем отчетливее Эмили слышала, как шипят змеи на ее голове. В конце концов Эвриала замерла перед Эмили:
– Человеческое дитя? Веста настолько глупа, что спрятала сердце Пламени в человека. – Она протянула руку и погладила щеку Эмили холодным бронзовым пальцем. – Люди настолько хрупки. О чем она только думала?
Эмили затошнило от прикосновения. Она не могла смотреть на горгону, поэтому сконцентрировалась на Пегасе. Жеребец ударил копытом о мраморный пол и попытался подойти ближе, но вепрь снова завизжал.
– Я же сказала, Хрисаор, – процедила Эвриала, – оставь брата в покое.
Глаза Эмили распахнулись, когда она взглянула на крылатого вепря. Брат Пегаса? Шок на миг застил отвращение от близости женщины-змеи.
– Что такое? – изумилась горгона, изучая лицо Эмили. – Ты не ведала, что у Пегаса есть брат-близнец? Они родились, когда убийца Персей срубил голову нашей дорогой сестры. – Она зашлась чудовищным, режущим слух смехом. – Видишь, Пегас? Видишь, как невежественны люди? Стоит ли дивиться тому, что мы кормились их плотью? Остается лишь гадать, почему ты посвятил этой человеческой девчонке свое время и почему так верен ей.
Сфено слетела с трона и приблизилась к ней. Эмили с трудом сдержала крик. Ее взгляд сосредоточился на змеях, растущих прямо из затылков горгон. Змеи мерзко зашипели и уставились на нее, стоило их хозяйкам подойти ближе.
Едва Сфено потянулась к Эмили, Пегас заржал и бросился вперед, пытаясь заслонить ее своим телом.
– Попридержи язык, племянник, – прошипела Сфено, шлепнув жеребца по морде. – Тебе известно, мы убивали и за меньшее. Ты получишь ее назад, но не раньше, чем она сделает то, ради чего мы ее сюда привели.
У Эмили по спине побежали мурашки. Ужасные детоубийцы хотят, чтобы она что-то для них сделала?
– Не знаю, зачем вы приволокли меня сюда, но чего бы вы ни хотели – забудьте об этом. Я не стану этого делать!
Обе горгоны разразились ужасным скрежещущим смехом.
– Какой запал! – восхитилась Сфено. – Она действительно и есть Пламя Олимпа.
Эвриала придвинулась ближе и схватила Эмили за подбородок: холодно и жестко:
– Ошибаешься, дитя. Ты сделаешь все, что мы скажем, и именно тогда, когда мы скажем. Или ты познаешь боль, какой никогда не испытывала прежде.
Эмили попыталась вырваться, но Тэнг крепко держал ее.
– Не знаю, что, по-вашему, я могу сделать. Вы гораздо сильнее меня. Я ничто.
– Истинно так, дитя, ты – ничто, – согласилась Эвриала. – Но по неизвестным причинам Веста вручила тебе все силы Олимпа. Лишь в твоей власти сделать то, что не может ни одно существо, живое или мертвое, в прошлом или настоящем.
– Что? – испуганно спросила Эмили.
Горгоны переглянулись и вновь повернулись к Эмили. Их змеиные рты расплылись в ужасающих улыбках:
– Убить Юпитера.
21
Пегаса заперли в большой клетке, несмотря на его громкие протесты. Эмили перенесли в клетку к Джоэлю. Тэнг осторожно опустил ее на пол и начал закрывать дверцу.
– Подожди! – приказала Сфено и протянула руку: – Отдай мне свой золотой протез.
Эмили посмотрела на свою ногу:
– Но я не смогу без него ходить.
– Оглянись, дитя, где ты собираешься прогуливаться? Если ты каким-то образом выберешься из клетки и сбежишь из дворца, каждый нирад в этом мире попытается тебя убить. Ведь им известно, что ты – источник их страданий.
– Я ничего не сделала! – с вызовом бросила Эмили. – Это вы вредите этим бедным существам. Посмотрите, что вы сделали с их детьми. Монстры здесь вы, а не я!
Горгона выпрямилась и зашипела:
– Не смей повышать на меня голос. Время научить тебя хорошим манерам!
С этими словами она бросилась к клетке с розовой нирадой и в ярости приказала:
– Сеган, призови еще одного ребенка. Немедленно или я убью два десятка!
Нирада понурилась, ее плечи затряслись.
– Живо!
Розовая нирада подняла голову и закрыла глаза. Миг спустя в тронную залу вошел серый нирад, держащий в руках вопящего и рычащего ребенка. На вид ему было не больше двух-трех лет. Ребенок пытался укусить серого нирада за руку и бил когтями в воздухе, надеясь достать до его лица.
– Сюда, – приказала Сфено. – Посадите его в клетку к людям.
Кричащего ребенка внесли в их клетку. Эмили подползла ближе к Джоэлю, пока маленького нирада укладывали на пол.
В другом конце комнаты яростно заржал Пегас, пытающийся выломать прутья клетки.
– Тихо, Пегас! Пламя Олимпа должна научиться послушанию!
Ребенок-нирад глянул на Эмили и Джоэля – и тут же зарыдал от ужаса. Он отшатнулся от них и бросился к дверям, пытаясь выбраться наружу. Четыре руки забили по прутьям, комната заполнилась жалобным воем.
