на чистейшем местном финикийском сеанс постельного служения Астарте озвучивает. А оказалось – здоровенный попугай ара в плетённой из прутьев клетке! И у многих здешних горожан подобного рода живые домашние игрушки заведены, а уж у дикарей – тем более. Для них ведь это ещё и живые мясные консервы. Но тут-то – живность вне поселения!
Незнакомая, но крупная, явно мясистая, ну а эти финикийские глупцы и сами на неё не охотятся, и нормальным людям не дают! Разве ж это по-людски? В общем, решили дикари и справедливость восстановить, и соседей этих пришлых правильному поведению научить. Я даже охотно допускаю, что туши убитой скотины они при этом намеревались честно и справедливо разделить поровну с колонистами, гы-гы! Как я понял по рассказу жрицы, дикари ведь были свои, соседи, дружественные, так что вполне могли. Но тут уж финикийские пастухи ихних действий не поняли. В общем, случилась заваруха, в которой каждая из сторон считала себя правой и несправедливо обиженной, а уж такие конфликты миром хрен разрулишь. Нападения же от дружественных соседей колонисты не ждали и оказались застигнутыми врасплох. Стены у тогдашнего Эдема ещё легкомысленные были, не чета нынешним. Красножопые преодолели их с наскоку и, покуда ошалевшие от такого сюрприза финикийцы спохватывались, вооружались, да организовывались, успели и лихо покуролесить в захваченной части города. Попавшихся под руку колонисток, естественно, пустили при этом по кругу. Короче, после отражения наскока и наведения порядка – опять карантин, и опять летальный для заразившихся и заболевших. А набралось таковых снова не столь уж и мало…
Последний же случай, лет сорок назад произошедший вообще не лез ни в какие ворота. Срамотища – сам храм Астарты на сей раз рассадником оказался. Давно уж вёлся скрупулёзнейший учёт – кто, когда и с кем, давно уж следили и за всеми самыми крутыми вождями окрестных дикарей и всем их ближайшим окружением, уже не одно поколение лакомившимися финикийской любовью в ежегодные праздники любвеобильной богини. Если какой из крутых и уважаемых чингачгуков хотя бы даже и просто под подозрением оказывался – находили благовидный повод для отказа в допуске на празднество, да и вне праздника жрицы такого, конечно, не принимали – типа, Астарта не велит. Иногда целый спектакль приходилось устраивать для особо настырных, дабы и сами могли убедиться в неблаговолении богини – а куда денешься? Дикари ведь нередко обидчивые до усрачки, и выгнать взашей большое и уважаемое чудо в перьях без веской и убедительной причины – войной чревато. А кому она нужна, эта война? Хоть и обнесли уже весь город солидной глинобитной стеной, хоть и несут бдительнейшую службу караулы, хоть и тренируется регулярно городское ополчение – на хрен, на хрен! Воевали уже, сыты по горло! Словом – уберегались от заразы как только могли, да только один хрен прошляпили. Гойкомитич-то был давно известный и числился в храмовой «картотеке» на хорошем счету, так что уж от него-то зловредную заразу подцепить не ожидали никак. Никогда ничем подобным он не болел, никаких разнузданных групповых оргий за ним не водилось – респектабельный и надёжный клиент, а заодно – ещё и наглядный пример для прочих. Как такого не уважить? Ну и уважили на свои головы. Я, кажется, уже говорил, что среди местных дикарей есть и такие, что сами хрен заразятся, в смысле – хрен заболеют этой дрянью, но передать заразу могут? Вот и этот как раз из таких оказался. Где он сам заразу нашёл – хрен его знает, это так и осталось его тайной, но заразил ведь он после этого не прошмандовку портовую и не прихожанку благочестивую, а жрицу Астарты, причём – высшего разряда и весьма в городе популярную. И посещали её, естественно, тоже не портовые грузчики и не мастеровые, а люди сплошь солидные и уважаемые, и когда эпидемия сифилиса вспыхнула вдруг среди городской элиты – это было что-то с чем-то! Ага, опять карантин – традиционный, мля!
Надо ли теперь объяснять, отчего все эдемские бабы от одной только мысли о необходимости перепихнуться с красножопым в ужас приходят? Особенно забавляет эта реакция у тех не шибко элитных горожанок, которые сами минимум на три четверти той же расы, а то и вовсе практически чистопородные аборигенки. Для них ведь тот сифилис ничуть не страшнее насморка – впрочем, это не шутка, а констатация факта. Я ведь уже упоминал вскользь, что беда в этом плане с туземными бабами? Привезёт финикийский мореман из своих странствий очередной какой-нибудь штамм обыкновенного гриппера или простудифилиса, так сам он только покашляет, да посопливит пару-тройку недель от силы, а супружница-индианка – хорошо, если вообще от такой хрени коньки не отбросит. Это-то, конечно, всех индейцев касается, не только баб и не только ассимилированных, и дохлячество это ихнее тоже порой оборачивается нешуточными проблемами. Но это уже загородные проблемы, в городской же черте важен факт, что для финикийской горожанки туземного разлива сифилис не столь страшен, как для настоящей финикиянки. Особенно, если и муж у неё того же разлива, что тоже не редкость. Однако ж – рулит финикийское воспитание и общественное мнение! Да и перспективу карантина со вполне реальными шансами радикального решения вопроса тоже ведь со счёту не сбросишь…
В общем, от перепихивания с окрестными дикарями – пускай даже и во славу самой Астарты – даже при всей своей весьма нешуточной набожности гражданки Эдема уклоняются всеми правдами и неправдами. И это ведь тоже – помимо привозимых нами ништяков из Средиземноморья – достаточно веская причина нашей популярности. Мы ведь летом прибываем, а праздник Астарты как раз на лето и приходится. И горожанка, оказавшаяся вдруг бесхозной, за счастье почтёт самому последнему из нашей матросни в храмовом саду дать, лишь бы гарантированно отвертеться от назойливых чингачгуков. А уж командный состав, элитарии – вообще нарасхват. Отсюда и растут ноги у моей связи с Аришат, жрицей Астарты высшего разряда, а заодно – дочерью некоего Фамея Хирамида, постоянного члена Совета Пятнадцати и – в очередной раз – городского суффета Эдема. Он сам же нас и свёл, если разобраться непредвзято, да ещё и практически сразу же после нашего прибытия. Основная-то масса прибывающих из-за океана мореманов на торговом подворье останавливается, но нас означенный главный финикиец колонии прямо к себе на постой определил. Типа, из уважения к высоким гостям. Акобал – и тот ошалел. Его тоже, конечно, и в прежние приезды в гости приглашали частенько, но лишь на краткие визиты, а тут
