Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
— В магазин. И немного пройтись. Хватит дома сидеть.
Валентина Георгиевна бросила на Женю отчаянный взгляд. Она-то прекрасно знала, что Василий Демьянович терпеть не может ходить по магазинам, а гулять предпочитает один, и что он просто бодрится, чтобы не показать Жене, как он расстроен. «Разве он попросит, чтобы она вернулась? Сам не попросит и мне не разрешит…» — подумала Валентина Георгиевна и вздохнула.
— Хорошо. Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет. Мне кажется, я все ска…
— Хорошо, — сухо перебил Василий Демьянович. — Я только хочу напомнить тебе, что наша квартира стоит приличных денег. Нам с матерью вполне хватит однокомнатной… где-нибудь в спальном районе. И тебе с Машей тоже. Кроме того, есть дача…
— Ладно, иди. Пора.
Женя хотела предложить им сбегать в магазин, но поняла или, скорее, почувствовала, что отец ни за что не согласится — после всего сказанного и перечувствованного ими обоими им лучше было на некоторое время расстаться, чтобы осознать то новое, что возникло в их отношениях впервые за последние двадцать лет.
«Отец, который привык проводить время в одиночестве, часами сидя в своем кабинете, чтобы не слышать мамин телевизор и мамины телефонные разговоры, который привык видеть из окон квартиры свою ненаглядную высотку и гулять по набережной и Мосфильмовской до шведского посольства и обратно, готов переехать в однокомнатную в каком-нибудь Митино?.. Откуда он знает о передаче? Неужели Гулин? Ну конечно, кто же еще? И как это он успел?»
Женя в очередной раз ругнула милицию и вдруг вспомнила слова матери о том, что они с отцом похожи. «А ведь она права. Я всегда считала, что мой отец — тиран, и он, наверное, им и был… А я?.. Я готова была наброситься на него за то, что он назвал Ленина дедушкой, а матери не давала спокойно смотреть телевизор, потому что он мне не нравится… Так чем же я лучше?.. Такой же тиран, только с либеральными убеждениями, что еще хуже… По большому счету, может быть, дело тут не в политических убеждениях, а в человечности?..»
7
Вечером, когда они с Татусей пили на кухне чай, Женя рассказала, что произошло.
— Женька, я так рада, что вы помирились…
— Представляешь, — перебила Женя, — этот твой Гулин настучал родителям, что я была на телевидении и предлагала деньги.
— Гулин? — переспросила Татуся и слегка покраснела.
— Кто же еще? Успел за полчаса, пока я до них добиралась.
Татуся включила чайник, поставила на стол две чашки, села сама и, собравшись с силами, начала:
— Знаешь, Женька, даже если это и Гулин… а это вовсе не обязательно, то он поступил абсолютно правильно. И пожалуйста, не смотри на меня так. Представляешь, что было бы с твоей мамой, если бы она увидела тебя по ящику вдруг, без подготовки?
— Не увидела бы. Они сейчас не смотрят телевизор.
— Откуда ты знаешь? Может быть, как раз смотрят. Они ведь одни, им тяжело…
— Ладно, Татка, не мучай меня. Послезавтра я переберусь к ним.
Татуся с облегчением вздохнула:
— Слава Богу, наконец-то… — и, спохватившись, тут же добавила: — Женька, я надеюсь, ты меня правильно…
— Татка, с ума сошла? Что с тобой? Что ты несешь? Ты сегодня вообще какая-то не такая. Краснеешь чего-то…
Татуся вскочила, взяла чайник, поставила его на стол и села сама.
— Я должна тебе кое в чем признаться… Гулин не виноват. Это я рассказала твоим, что мы были на телевидении.
— Ты?!
— Не сердись. Мне было так жалко твою маму и отца тоже… Я-то ведь знала, что он тут ни при чем, только не знала, как тебя в этом убедить…
— Татка, какое же ты дитя… — Женя встала и обняла ее. — Но краснеешь ты все равно не поэтому, а?
— Не говори ерунды, — рассердилась Татуся. — Тебе кофе или чай?
— Чай. Покрепче.
— Может, ты поешь?
— Нет, спасибо. Что вы меня все время кормите?
— Мне показалось, у тебя настроение чуть-чуть получше, вот я и…
— Знаешь, у меня будто камень с души свалился…
— Вот видишь! Я же говорила — надо мириться.
— А ты? Ты тоже какая-то другая, правда. По-моему, тебе понравился Гулин? Да?
— Женька, ты же меня знаешь. Я всегда заступаюсь за несправедливо обиженных, кто бы они ни были — негры, индейцы, менты…
Женя слегка усмехнулась.
— Тебе просто никогда не приходилось иметь дело с милицией.
— Возможно. Но, по-моему, Гулин не такой. Мне кажется, ему не безразлично то, чем он занимается и…
— Ладно, Татка, не будем спорить… Время покажет, — проговорила Женя и, сделав последний глоток, отодвинула от себя чашку.
8
Сказав Жене, что Мухин причастен к похищению ее ребенка, Гулин отчасти блефовал — сам он далеко ни в чем не был уверен. Он хорошо понимал, что сама по себе формочка — даже если это действительно та самая, с которой в день похищения играла Маша Шрамкова, — ничего не доказывает и не объясняет. Если бы ее обнаружили у живого Мухина и спросили, откуда она у него, тот бы легко нашелся, что ответить. «Подобрал где-то во дворе. Зачем? Просто так. Вместо пепельницы». И возразить на это было бы нечего. Строго говоря, он действительно мог ее где-нибудь подобрать. Бинокль? Бинокль — предмет тоже вполне невинный, если, правда, не считать того, что из окна хорошо просматривается двор, детская площадка и подъезд, где живут Шрамковы. «А что, — сказал бы живой Мухин, — что тут такого? Я за голыми бабами подсматриваю — нельзя, что ли?» Да и диск с детской порнографией… Мало ли у кого в компьютерах стоят такие диски?.. Ни один прокурор не согласился бы дать санкцию на возбуждение уголовного дела на основании таких улик.
Однако во всем этом была одна странность: ни на формочке, ни на диске не было отпечатков пальцев. Предположить, что их уничтожил сам Мухин, — невозможно: зачем трудиться стирать отпечатки, когда проще и надежней уничтожить саму улику? Не означает ли это, что формочка и диск были Мухину подброшены и что, следовательно, Мухин — не преступник, а жертва? Если так, то прожженная фотография — ни при чем. Она-то уж точно не подброшена — на ней, кроме мухинских пальцев, ни других отпечатков, ни затертостей. Получается, что дыра на ней — случайность, и ни о какой мести говорить не приходится?..
Впрочем, Гулин не был склонен верить в случайности. Версия о том, что убийство Мухина — дело рук неудачно выбранного партнера, представлялась ему куда более убедительной.
На вопрос о том, кто в этом криминальном дуэте главный, Гулин отвечал — все-таки Мухин. К этой мысли его подводила запутанная история с самоубийством отца-бухгалтера и выжженная ненавистью физиономия Шрамкова-младшего. «Прожгли из мести, ребенка похитили из мести, к убийству Сапрыкина это имеет самое непосредственное отношение, хотя пока и непонятно, какое именно. И никаких случайностей тут нет». И чтобы попытаться прояснить ситуацию, он и отправился на встречу с Женей.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
