Книга Не жизнь, а сказка - Алена Долецкая

Я ничего о нем не знала. Когда он победил на «Евровидении», посмотрела его выступление. Оно было нестыдным, но его движения на сцене чуть отдавали советской эстрадной провинциальностью, что было досадно.

Где-то раз в два месяца на нашу редакцию в журнале Interview наваливалась усталость от Голливуда, мейнстрима и молодых, подающих надежды, и мы кричали друг другу: «Хочу дичи!» Дичью мы называли то, что никак вроде не влезало в рамки журнала, но мы знали, как создать угол, при котором это становится остроумно и точно. Одними из первых наших «дичей» были интервью и съёмка Андрея Бартенева с Еленой Малышевой.

Мы понимали, что журнал Interview нёс идею поп-культуры, но в том виде, в котором всё-таки её видел наш основатель Энди Уорхол, а не в виде банального преклонения перед совсем уж масс-маркетовым искусством. Но игнорировать то, чем были заняты умы и уши огромного количества мужчин и женщин нашей страны, мы не могли. Среди прочих экзотических идей вдруг прозвучало: «Давайте попробуем Билана». Я подумала, а что? Он, конечно, вызывающий тип — прыгает, бегает, что-то кому-то пытается доказать, иногда недурно, голосовые данные отменные, но как-то всё это завёрнуто не в ту обёртку. Мы придумали поместить его в чуть более международный контекст, потому что в России Билана видели всякого. И тогда наш стилист Саша Зубрилин сказал: «Давайте попробуем сделать из него певца Prince». И даже ведь что-то есть в них сходное — самоупоённость, в хорошем для музыканта смысле слова. Класс! А сама думаю: «Ох, он ведь уже звезда Первого канала. Сейчас начнётся:“У меня репетиции, съёмки, концерты, ‘Голос’, ‘Танцы’ и все такое”».

Он подтвердил дату съёмки на удивление быстро.

Я решила приехать в студию раньше, посмотреть отобранные Сашей вещи и на всякий случай подстраховать ребят — мало ли что. И тут появляется Дима. С опозданием, кажется, минуты на три, извиняется, говорит: «Ради бога, извините, я так летел, но меня там задержали, тут задержали. А никто покурить не хочет?» Я говорю: «Я, конечно». Мы вышли на лестничную клетку глубокой негламурности. Там валялись какие-то железки, обрубленные балки, и холодрыга была страшная.

Он щёлкнул зажигалкой, поднёс её мне и тут — клик! — я поняла без малейшей на то причины, что он мой человек — в его жесте было что-то точное и уютное, будто он давал мне прикуривать лет двадцать. Даже сама удивилась, потому что, будем честны, совсем не все песни, которые поёт Дима, моя музыка. И вдруг он сказал: «Скажу тебе честно, твои интервью на «Дожде» — потрясающие, особенно…» И дальше перечисляет героев, с которыми я делала интервью. А я про себя: «Неужели он смотрит «Дождь»? Подлизываться ко мне ему вроде незачем, но мои интервью он помнил до цитат. И даже если он мегаотличник и решил сделать домашнюю работу заранее, чтобы потом передо мной выпендриться, все равно удивительно. «Дим, ты прямо какой-то биограф Алёны Долецкой. Откуда ты такие вещи знаешь?» Он говорит: «А ты что думаешь? Я слежу за процессом. Мне и Vogue твой нравился». Ни фига себе, думаю, неэвклидова геометрия, пересечение двух параллельных прямых. Ну да ладно, главное, чтобы звезда на съёмке была в порядке.

Он тогда запускал свой диск Alien, и у ребят была идея сделать ему на щеке надпись-«татуировку» с этим словом. Он с улыбкой: «О, классная идея, мне очень нравится». «Что касается вещей, — говорю, — хотим качнуть тебя в сторону Prince». «О-о-о, он серьёзный музыкант», — говорит Дима. Я ему: «И вот смотри, есть рубашка с кружевными манжетами, которая действительно похожа на ту, в которой выступал Принс». Дима осматривает аккуратно: «Ой, что-то не очень это, какое-то гейское». Я говорю: «Дим, ты чего? Во-первых, Принс не был геем, если уж честно. А во-вторых, у нас другая тема. И я хочу, чтобы ты был с гитарой, чтобы ты упивался той музыкой, которую делаешь».

Он соглашается и терпеливо садится на «татуировку» — долгая всё-таки история с этим мейкапом. Потом примеривает вещи, переодевается и — пошла съёмка, и он прямо в кадре начинает импровизировать, берет гитару в стиле Принса, играет с удовольствием, работает щедро, ловя каждое слово, которое произносит фотограф Лёша Колпаков. А вдобавок у Колпакова всегда отличная музыка на съёмках, заводившая всех.

Фоном у Димы разрывался телефон, нужно было куда-то дальше ехать, его уже ждали, он начал нервничать, что опоздает. Предупредил нас. Мы ускорились. А ко всему прочему в студии было жарко, и он всё время пил кока-колу. Я ему: «Слушай, сколько можно пить кока-колу?» Он отвечает: «Мне б ещё редбулльчику!», отснялся до последнего кадра и пулей рванул одеваться.

Обычно, когда звёзды на съёмке начинают куда-то опаздывать, они начинают раздражаться, изо всех сил пытаются задвинуть следующую смену одежды и капризничают: «Давайте без этого обойдёмся и без того, а этого я вовсе не хочу надевать». Он же сказал: «Доделаем всё до конца, как вы хотели».

Эта обязательность, полное отсутствие капризности и эгоизма — свойства настоящей звезды, которая пробудет в профессии долго. Я сама такая. Накануне обещала улететь в Петербург, но отравилась, всю ночь выворачивало наизнанку, а утром приехала на съёмку и после неё поехала в аэропорт в Питер. Обязательность в других запоминается и как будто с ними роднит, даже если вы больше никогда не увидитесь.

Договорились с Димой сделать интервью позже, по скайпу. В назначенное время находим друг друга в Сети, и я вижу на экране Диму — ой! — лежащего на больничной койке, простуженного вдрызг.

— Я тут разболелся, прихватил жуткий грипп. Нас там никто не видит? — спрашивает.

— Нет, — говорю, — я сижу спиной к стене, всё ок, как ты?

Он и правда выглядел не лучшим образом, было понятно, что ему плоховатенько, но, раз обещано, шёл до конца. А мог поступить, как миллион других людей: «Заболел, пришлите по имейлу вопросы, отвечу». У меня до конца жизни останется в глазах этот скайп. Лежит несчастный простуженный парень, ему вообще не до того, и терпеливо отвечает на мои вопросы. История в номере вышла отличная.

Но у неё есть занятное продолжение. Появился, значит, Дима на обложке Interview, и вдруг меня приглашает пиар-директор одного знаменитого итальянского дома моды на чашку кофе поговорить про какие-то дела. На встрече один иностранец, который много лет работает в компании, и два русских менеджера: «Алёна, а вот вы поставили на обложку Билана. Вы чем руководствовались?» И я им: «Мы не игнорируем русскую массовую поп-культуру». И что Дима — вполне себе герой. Преданный профессии, музыкально образованный человек из масс-маркетовой звезды превратился в уважаемого мной и всей нашей командой персонажа. И вдруг они так все втроём: «А-а-а, фуф! Понимаете, мы тут сомневались, потому что на нём очень хорошо смотрится наш бренд, и он его носит, и мы подумали, что, может быть, предложить ему контракт… Мы так рады, что вы это сказали, вот спасибо!»

Прошло полгода-год, и мы в Interview придумали весёлый проект — круглый стол про адреналин, власть, славу и кофе. Я позвала разных гостей, актёра, режиссёра, продюсера, дизайнера моды. И Диму (а вдруг?). Через минуту он кидает сообщение: «Скажи время, место — буду». В конце нашей беседы за круглым столом я спросила: «Ребята, мы все тут собрались адреналинщики и кофеинщики, тем живём и радуемся — но вот какой вам всем не хватает одной вещи, чтобы радостно дышалось?» Ну, и пошли ответы в стиле «Мир во всём мире» и тому подобное. А Дима, весьма активный в Инстаграме, говорит: «А я бы отключил все соцсети». Мы примолкли. Я спрашиваю: «А почему?» А он: «Да лишнее потому что это всё и очень шумное. Вот, кстати, и Долецкая в книге «Про варенье» говорит, что постоишь вот так в тишине, послушаешь, как пахнет клубника, помедитируешь — и уже легче. Вот мне бы этой тишины хотелось».