Этим недугом «болели» и на самом верху кавказской администрации. Воронцов старательно ограничивал влияние столичной министерской бюрократии на кавказские дела. «Предположение заняться в Петербурге преобразованием теперешнего порядка гражданских дел у нас весьма меня пугает; они сделают ералаш», — отметил наместник в рабочем письме своему секретарю.
В 1862–1881 годах кавказским наместником был великий князь Михаил Николаевич, брат царя-реформатора Александра II. Дети великого князя выросли в Тифлисе и мечтали навсегда остаться на Кавказе. Один из сыновей наместника — великий князь Александр Михайлович — спустя годы вспоминал: «Наш узкий кавказский патриотизм заставлял нас смотреть с недоверием и даже с презрением на расшитых золотом посланцев из С. — Петербурга. Российский монарх был бы неприятно поражен, если бы узнал, что пятеро его племянников строили на далеком юге планы отделения Кавказа от России».
«ПРОДЕЛКИ НА КАВКАЗЕ»
Так называлась книга, на рукописи которой 18 марта 1844 года цензор Московского цензурного комитета, университетский профессор права Никита Крылов вывел слова «Печать позволяется». Ее автором была Екатерина Лачинова, скрывавшаяся под псевдонимом Е. Хамар-Дабанов. Муж Лачиновой служил на Кавказе, что позволило автору писать роман с натуры.
В апреле книга поступила в московские и петербургские книжные лавки Ольхина. Спустя еще месяц высшие столичные сферы пришли в обеспокоенное движение. 26 мая начальник штаба Корпуса жандармов генерал Леонтий Дубельт сообщил министру народного просвещения Сергею Уварову: «В этом сочинении является много сомнительных мест, которые не должны быть передаваемы читающей публике». Примерно в эти же дни книгу прочел военный министр Александр Чернышев и, по словам современника, «ужаснулся». Министр вызвал к себе Дубельта и, держа в руках «Проделки на Кавказе», многозначительно произнес: «Книга эта тем вреднее, что в ней — что строчка, то — правда». Вскоре петербургский генерал-губернатор Александр Кавелин отдал приказ об изъятии тиража «Проделок» из продажи. У Ольхина отобрали 906 экземпляров книги, но 294 томика уже разошлись. Больше всего пострадал цензор Крылов. Николай I распорядился об отставке профессора с должности цензора, а также о его аресте на восемь дней.
О чем же была злосчастная книга? Это история двух братьев. Александр Пустогородов служит в одной из казачьих станиц Кавказской линии. Он оказался здесь не по своей воле, его разжаловали и сослали на Кавказ за участие в политическом заговоре. Храбростью и благородством Пустогородов возвращает офицерский чин и становится своим для казаков, привыкших полагаться на своего безупречного командира. Начальствуя казачьей сотней, Пустогородов отражает набеги горцев и сам возглавляет ответные. В романе подробно описано состояние «тревоги» в станицах на Кавказской линии. «Впрочем, каждый год временно воспрещается ночная езда по большей дороге: такое время называется на линии тревогою и продолжается иногда недели две. Тревога состоит в следующем. Лазутчики (военные шпионы) уведомляют, что горцы в таком-то числе собрались в известном месте и намерены вторгнуться в наши пределы: здесь делаются распоряжения для прикрытия пространства, грозимого прорывом, и принимаются меры предосторожности, пока начальник участка, который называется еще кордонным, не сосредоточит легкого отряда и не нападет внезапно на скопище. Меры предосторожности всегда одни и те же: всех казаков, служащих и не служащих, расположенных внутри линии, высылают в пограничные станицы. Эти последние запирают, то есть жителей не выпускают из них на полевые работы, а скот выгоняют на пастбище, лишь когда нет тумана и солнце уже довольно высоко на небе; проезжающих задерживают по ночам и рано утром».
Так течет жизнь Александра Пустогородова — «настоящего кавказца». Он сражается против непокорных черкесов, но это не мешает ему питать чувство глубокого к ним уважения. «Черкесов укоряют в невежестве, — говорит русский офицер. — Но взгляните на их садоводство, ремесла, особенно в тех местах, где наша образованность не накладывала просвещенной руки своей, и вы согласитесь со мною, что они не такие звери, какими привыкли мы их почитать». Получив рану в одном из набегов, Пустогородов не пользуется услугами полкового лекаря, а просит помощи черкесского знахаря из мирного аула. Казачий командир «в Азии уважает азиатские обычаи и оттого изучил их».
Совсем другое дело второй брат — Николай Пустогородов. Любимец родителей, он никогда не имел большой охоты к службе. Рано вышел в отставку, какое-то время кружился в вихре столичной светской жизни, а потом заскучал. Скука погнала его в Персию. Нет, он не вернулся на службу, просто решил попутешествовать, развеяться. Доехав до Богом забытой казачьей станицы, он встречает брата Александра. Тот его даже не узнает: минуло пятнадцать лет разлуки. Вскоре становится понятно, что между братьями пролегли не только годы. Николаю, любимцу родителей, столичному денди и баловню судьбы, люди, населявшие Кавказскую линию, кажутся незначительными, странными и какими-то ненужными. «Николаше очень не нравились собеседники брата, — передает чувства младшего брата Пустогородова автор романа. — Привыкший уважать людей по богатству, по наружному блеску, по почестям, он не мог ценить этих простых, безвестных людей, проводящих жизнь в добродетелях без тщеславия, в доблестях без суетности. В его глазах никакой цены не имела жизнь этих людей, жизнь без блеска, соединенная с трудами, с ежечасными опасностями, с забвением собственных выгод. Эти простые стоические нравы казались ему невежеством».
От местных Николай узнает об особенностях службы на Кавказе. Понемногу он начинает понимать, почему Кавказская война превратилась в бесконечный сериал, и все больше соглашается с мнением полкового лекаря сибиряка Кутьи, что «здесь между людей редко встретишь человека! Расчеты, честолюбие, желание не заслужить, выслужить награду поглощают все истинные добродетели, порождают презрительную и постыдную искательность, обращаются в одно всеобщее сплетение лжи, обмана и каверз».
«Настоящие кавказцы» служат честно и отважно, но этим редко могут заслужить одобрение начальства, поглощенного интригами, сведением счетов и банальной коррупцией. Тот же Александр Пустогородов оказывается мишенью для нападок кордонного командующего. Причиной стал отказ офицера привозить из экспедиций головы убитых черкесов для последующей продажи родственникам. Черкесы считали невозможным хоронить безголовые тела, а потому были готовы платить выкуп. За каждую голову начальник Пустогородова получал по несколько баранов, а то и корову, чем составил себе солидное состояние. Взбешенный самоволием подчиненного, командующий велит передать капитану, что «он раскается, но поздно, в своем труполюбии».
В кордонном начальнике из романа угадывается генерал Григорий фон Засс, в 1840–1842 годах командир правого фланга Кавказской линии. О маниакальной жестокости Засса сообщал в своих воспоминаниях Николай Лорер, разжалованный и сосланный на войну с горцами за участие в деле декабристов. Однажды он заметил генералу, что не одобряет его тактики: «Россия хочет покорить Кавказ, во что бы то ни стало, — отвечал Засс. — С народами, нашими неприятелями, чем взять, как не страхом и грозой? Тут не годится филантропия, и Ермолов, вешая беспощадно, грабя и сжигая аулы, только этим и успевал более нашего. Еще до сих пор имя его с трепетом произносится в горах, и им пугают маленьких детей».
