— Чтобы разоблачить японский милитаризм! — гордо ответил он. — Подумать только, наши военные расходы скоро превысят один процент валового национального продукта!..
«Но у нас-то на них уходят едва ли не все сто! Армия считается высшим приоритетом государства, чего никак нельзя сказать о Японии», — подумал я, но, чтобы не испугать К., выразил свою мысль мягче:
— Но в СССР, как вы знаете, военные расходы гораздо выше!..
— И это правильно! — убежденно воскликнул он. — Ведь вам необходимо защищать социализм!..
— Мне очень понравился ваш ответ, — произнес я, понизив голос — Он выдает в вас истинного друга Советского Союза…
— О да! — улыбнулся К — Я даже создал отделение общества японо-советской дружбы в городе-спутнике Токио, где я живу. Правда, пока, кроме меня, в него еще никто не успел вступить…
— Тогда я обращаюсь к вам как к другу! Как известно, ТАСС — правительственное агентство Но мы-то с вами, как единомышленники, отлично знаем, что на самом деле оно подчиняется ЦК КПСС. Но ЦК интересуют также и военные вопросы. Согласны ли вы сообщать нам информацию о силах самообороны Японии, доставать ее по нашим заданиям?
К. растроганно кивнул. Глаза его заблестели.
— Разумеется, я согласен. Долг всякого социалиста защищать Советский Союз. Только имейте в виду, что меня, члена оппозиционной партии, не допускают к большим секретам. Но все, что я смогу узнать, я буду сообщать вам!..
После этот мы заказали еще графинчик сакэ и подняли тост за сотрудничество.
— Разумеется, о нашем контакте вы не должны говорить никому, — предупредил я. — И пожалуйста, не звоните мне домой по телефону, ведь он может прослушиваться японской полицией. О каждой встрече, ее месте и времени, мы будем договариваться заранее.
— И вы мне тоже не звоните! — сказал К. — Вдруг и мой телефон прослушивается!..
После этого мы допили сакэ и поднялись из-за стола.
«Ну, теперь «Мальчики» у меня в кармане!» — подумал я, расплачиваясь у стойки. От выпитого сакэ и эмоционального напряжения меня немного шатало…
III
А надо сказать, что в эти же самые дни я работал еще с одним военным обозревателем — господином О. из газеты «Санкэй», также стараясь привлечь его к сотрудничеству с КГБ. Его имя давно уже привлекло внимание нашей резидентуры, но вовсе не из-за его статей в этой популярной японской газете. О. печатался также в журнале «Бизнес Джэпэн», издаваемой на английском языке. Среди сотрудников резидентуры японским языком владеют примерно две трети, зато более легкий английский знают все, в том числе и начальники. Кто-то из них прочитал однажды статью О. на английском языке, а поскольку никаких других статей по военным проблемам Японии он читать не мог, то дал указание подчиненным немедленно начать работу по вербовке О. Если бы статьи О. не публиковались в «Бизнес Джэпэн», то, скорее всего, токийская резидентура КГБ никогда бы им не заинтересовалась. Газета «Санкэй» считалась в посольстве СССР в Токио и в ЦК КПСС в Москве самой антисоветской и антикоммунистической из японских газет, и потому КГБ не старался заводить в ней агентов — мы ищем агентуру только среди своих друзей.
О. сразу догадался о том, что я разведчик. Когда мы встретились в ресторане, куда я его пригласил, он первым делом спросил:
— Вы коммунист?
Я едва не поперхнулся, поднося бокал с вином ко рту и не зная, что ответить. Конечно же я был членом КПСС, как и все сотрудники здешних советских учреждений, вплоть до поваров и шоферов, — беспартийных граждан СССР за границу не посылали. Все сотрудники разведки обязательно должны были быть членами КПСС, поскольку разведка КГБ на самом деле была партийной разведкой. Сложность же положения, в которое поставил меня О., заключалась в том, что моя партийная принадлежность считалась секретом.
Советское руководство понимало, что запрет беспартийным работать в заграничных учреждениях СССР даже на самых низких должностях является нарушением прав человека, и потому перевело организации КПСС в посольствах как бы на нелегальное положение. Оно заключалось в том, что само слово «партия» не разрешалось упоминать, а вместо этого говорили «профсоюз», и партийные собрания, в которых участвовали все до единого, именовались профсоюзными Как бы глупо все это ни выглядело, всем нам было категорически запрещено признаваться японцам в своей принадлежности к КПСС. О. откуда-то были известны все наши порядки, потому и спросил. Но что я должен был ему ответить? Сказать, что я беспартийный? Это было бы ложью, совершенно недопустимой при первом знакомстве.
— Да, я член КПСС, — признался я упавшим голосом. — Все советские журналисты должны быть коммунистами.
О. едва заметно улыбнулся. С первых же минут нашей встречи я попал к нему в зависимость, а не он ко мне: ведь если бы в посольстве узнали, что я сообщил журналисту реакционной газеты «Санкэй» о том, что являюсь коммунистом, там разгорелся бы скандал.
Таким образом, моральный приоритет сразу же оказался на стороне О. Поэтому о его вербовке не могло быть и речи.
После этого я еще несколько раз приглашал О. в ресторан, но ближе друг к другу мы не стали. Всякий раз, когда я начинал подбираться к шпионской теме, предлагая О., например, написать статью о военных проблемах Японии якобы для закрытого вестника ТАСС, который читают только члены правительства, он хитро посматривал на меня и недоверчиво улыбался, давая понять, что он знает, кто я на самом деле.
Наконец, О., видимо, решил прекратить наши отношения вовсе и прислал мне в ТАСС открытку. В ней он сообщал, что в заранее обусловленное время встретиться со мной не может, и просил перенести нашу беседу на другой день. На самом же деле этой открыткой он давал мне понять, что не намерен больше держать факт нашего знакомства в секрете, ведь всю почту, приходящую в ТАСС, разбирают служащие-японцы, которые, как нам достоверно известно, связаны с японской контрразведкой. Впрочем, и советские служащие японских корреспондентских пунктов в Москве почти все до единого являются агентами контрразведки КГБ.
Так или иначе, О. исключил возможность своей вербовки советской разведкой. Не исключаю, что при этом он воспользовался рекомендациями советского отделения отдела общественной безопасности Токийского полицейского управления.
Через несколько лет, когда в Токио разразился шпионский скандал, связанный с моим именем, О. написал в газете «Санкэй», что всегда знал о том, что я шпион, и сразу обратил внимание на то, что я часто отлучаюсь из-за стола в туалет, чтобы там перемотать пленку магнитофона, на которой я записывал беседы с ним.
Увы, в этом последнем предположении О. оказался не прав. Да, советская разведка действительно практикует запись бесед на маленький магнитофон, спрятанный в кармане пиджака разведчика, но далеко не со всеми, а лишь с теми из японцев, кто уже практически готов стать агентом. О. к числу таких людей не относился, а причиной моих частых отлучек в туалет было всего лишь прекрасное японское пиво «Саппоро», которое я очень любил…
