Подрулили к стоянке, где встречающий техник, управляя действиями пилота флажками, поставил самолёт на отведённое место. Винты замерли, двигатели замолчали, и над аэродромом воцарилась тишина. Гамов отстегнулся от парашюта, на котором сидел, снял шлемофон и заглянул в штурманскую кабину, где Сорокин собирал свое штурманское хозяйство и складывал в портфель полетные карты:
– Иду, иду, – ответил штурман и заспешил за командиром.
Когда вышли из самолёта, к Гамову подошёл сопровождавший груз Соловьёв и, протянув руку, сказал:
– Спасибо, командир. Сегодня я понял, как у вас тут летается. Наверное, Недосекин был прав, когда отказывался от этого полёта. Он так и сказал, если Гамов не полетит, то не полетит никто.
– А со мной говорил так, что отказаться было нельзя, – заметил Пётр.
– Полет действительно очень важен, был прямой звонок из Москвы, – Соловьёв обнял командира экипажа и добавил: – Ещё раз спасибо.
– Это наша работа.
В это время подъехала машина, из которой выскочили двое военных.
– Я Соловьёв.
– Особый отдел, вот удостоверение.
Соловьёв внимательно прочитал удостоверение, после чего взял владельца за рукав и отвёл в сторону. Они перекинулись там двумя фразами, после чего Соловьев сказал:
– Груз в самолёте, пойдём перегружать.
Они все втроём пошли в самолёт за грузом.
– Слушай, Саш, а чего они в сторону отходили? – спросил радист, склонившись к уху штурмана.
– Ну, как чего? Паролями обменялись.
– Ничего себе, а может они разведчики? – не унимался радист.
– Нет, Вася, это не разведчики, но вообще нас это не касается, мы свою задачу выполнили.
Стародавний знакомый
– А скажи-ка мне друг мой, – продолжал пилот обращаясь к радисту. – У тебя как у начальника тыла нашего экипажа, есть знакомые в продслужбе марковского батальона обеспечения?
– А что нужно, командир? Даже если вчера не было – сегодня будут.
– Нравится мне такой подход. А нужно вот что, – Гамов достал бумажник, вынул из него талоны на питание по лётному пайку на трое суток. – Отоварь, пожалуйста. Если будут сложности, можно и не один к одному, а как получится.
– Есть, командир, сделаю, – с готовностью ответил Вася. Он собрался было уже идти, но Сорокин придержал его за рукав:
– Подожди, вот, возьми, – и протянул ему талоны ещё на двое суток.
– Ну вот и отлично, придём не с пустыми руками, – заметил Гамов. – Давай, Вася, сейчас, важнее твоего задания ничего нет.
Вася направился в сторону складов.
– Командир, подожди, куда мы сегодня идём, почему всё окутано какой-то тайной? – не удержался штурман.
– Да нет, Саша, никакой тайны нет. Мы сегодня пойдём в гости к доктору, который однажды вытащил меня с того света.
– Когда это ты успел? Ведь здесь ты даже простуду ни разу не хватал.
– Это давняя история, на рассказ нет времени. Вот сегодня вечером и вспомним, как всё происходило, а сейчас давай не будем терять времени, я организую передачу машины, а ты сдашь карты и жди меня на КДП[3], подпишем приёмопередаточные акты и вперёд. К тому времени и Вася подойдёт.
– Хорошо, договорились.
Бортрадист Вася Казаков нашёл своих товарищей в домике, где располагалась инженерно-техническая часть. Когда он вошёл, сопровождаемый облаком морозного пара, Гамов за что-то благодарил коменданта аэродрома, приглашая того на Аляску в гости, а Сорокин складывал только что подписанные документы о передаче самолёта в свой объёмный штурманский портфель.
Выйдя на улицу, они только сейчас обнаружили, что наступил длинный зимний вечер. Светлая полоска рассвета, ненадолго появившись на востоке и на короткое время осветлившая горизонт, потемнела и пропала. Полярная ночь вновь вступила в свои права.
У крыльца стоял маленький потрёпанный «Виллис» коменданта. Когда экипаж вышел из домика, дверца автомобиля открылась, и из машины выскочил небольшого роста красноармеец в овчинном тулупе, подпоясанном солдатским ремнём, и в валенках:
– Прошу сюда, товарищи командиры, машина готова, – повологодски окая, бодро проговорил водитель, прикладывая руку к шапке.
Когда все разместились и машина, вспоров светом фар темноту, направилась с аэродрома в сторону посёлка, Казаков подумал: «Вот, оказывается, за что благодарил командир коменданта». Но его размышления прервал Гамов.
– Ну как успехи, Вася? Почему не докладываешь?
– Успехи, товарищ командир, налицо, – гордо ответил Казаков и похлопал ладонью по вещмешку, лежавшему на коленях.
– Да, вижу, молодец! Не иначе земляка нашёл?
– Не отгадали, товарищ командир, землячку! Оказалось, что здесь, на продскладе, работает очень даже симпатичная особа.
– И тут появляется Вася, – подхватил тон разговора Сорокин.
– Точно, а вы, что, следили за мной?
– Нет, Вася, я давно с тобой летаю.
– Сань, подожди, пусть расскажет, – смеясь, попросил Гамов. – Вася, что дальше то?
– А дальше что? Как сказал уважаемый Александр Сергеевич, подхожу я. Стал в сторонке, наблюдаю, жду, когда смогу поговорить с ней с глазу на глаз. Вижу, она искоса так, стараясь, чтобы я не заметил, стала на меня поглядывать.
– Чем же ты её так заинтриговал? – спросил, улыбаясь, командир.
– Ну как? Я же стою в американском кожаном меховом реглане, в шикарных унтах, в каракулевой шапке с кокардой, курю американскую сигарету и так заинтересованно на неё смотрю. Дождался я, когда столовая отоварится и гнедая отойдет с продуктами от склада. Подхожу. Она делает вид, что меня нет, присела на табурет, достала из пачки «Беломорканал» папиросу и приготовилась прикурить. «Мадам, вы достойны большего, вот, не хотите ли попробовать «Vinston», сказал я и предложил ей сигарету. Она взяла с явным удовольствием. Я, конечно, как джентльмен дал ей прикурить.
Пришлось подарить и американскую зажигалку, и пачку сигарет. За это она меня и отблагодарила.
Вася погладил объёмный вещмешок:
– Что она положила сюда, не знаю, но тяжёлый, зараза.
– Ты хочешь сказать, что этот мешок ты выменял на зажигалку? – возмущённо спросил командир.
– Да нет, товарищ командир, не думайте обо мне так плохо. Когда я предложил ей встретиться завтра, она и зажигалку брать не хотела. Но я же не жмот, оставил и зажигалку, и сигареты, и ещё добавил два талона, которые она категорически не хотела брать, еле уговорил. Теперь вы будете меньше экономить на еде, – гордо закончил Вася, возвращая оставшиеся талоны товарищам.
