Катерина, бедная, с полутора лет, еще толком ни ходить, ни говорить не умеет, а уже «старшая», «большая». А эта мелкая хитрюга Наташка немедленно это усвоила, и так до сих пор продолжается.
Недавно Ленка услышала ночью, что у девчонок в комнате что-то происходит, приоткрыла дверь, не зажигая света, и слышит Наташкин капризный голос:
— Кать! Катька! Я на горшок хочу!
И Катерина тут же с постели соскакивает и своими тонкими ручками-палочками эту толстопузину Наташку стаскивает и на горшок сажает. А Наташка дальше приказывает:
— Кать! Читай!
И Катерина, в одной рубашонке, дрожит, — это тебе не Куба! — садится на табуреточку, разворачивает в темноте книжку и «читает», наизусть, конечно.
Ба совсем растрогалась, расстроилась, расплакалась, а Ма сказала:
— Да что ты, мам, сама увидишь, какие девчонки чудесные и жить друг без друга не могут. Они акклиматизируются месяц-другой и к нам приедут.
Но акклиматизация затянулась, потому что вдруг, раньше обычного, ударили холода и все засыпало снегом. Нам-то с Рыжушей хорошо! Мы собираемся большой компанией с Рыжушиными подругами и идем в лес в Зюзино. Это недалеко от нас. С нами еще ходит кто-нибудь из взрослых, чаще всего мама Суриной — она хорошая спортсменка и очень ловко катается на лыжах. А наша Ма только гуляет пешком и быстро замерзает.
В лесу девочки катаются на лыжах, а я бегаю от одной к другой, только снег во все стороны летит. Или кто-нибудь привязывает веревку к моему ошейнику, садится в санки, и я мчусь изо всех сил. Уже мой седок давно в снегу валяется, а я все бегу.
Но Па это запретил, потому что я все-таки еще не очень взрослая. Мне очень понравилось гулять с Суриной — она, как мальчишка озорной, все время бегает, прыгает, самой высокой горки не боится — так лихо на лыжах съезжает! И я за ней, как снежный шар!
Но однажды такая получилась история. Мы пошли после леса Сурину провожать. Она перешла дорогу и побежала домой. Я как увидела, что она бежит, как будто со мной в догонялки играет, не выдержала, вырвалась у Рыжуши и бросилась через дорогу за ней.
Ма и Рыжуша страшно испугались, что я под машину попаду, закричали.
Когда я вернулась, Ма меня отругала, а я смотрю — Рыжуша какая-то странная. Я ей в глаза заглядываю, а она отворачивается и губы жует.
Вечером Сурина к нам заскочила:
— Пошли гулять!
А Рыжуша отвечает:
— Мы попозже пойдем.
— Ну, дай мне тогда Диту! Мы с ней пока побегаем! — просит Сурина, она, когда Рыжуша болела, иногда со мной гуляла.
Рыжуша молча наклонилась, стала на меня ошейник надевать, я ее лизнула — а у нее щеки соленые.
И я не пошла гулять с Суриной. Уперлась, и ни в какую! С места не сдвинулась. Ма очень удивилась. Сурина ушла, а мы с Рыжушей пошли в маленькую комнату и сидели там обнявшись, пока не пришел Па и не принес елку — оказывается, скоро Новый год.
Часть третья
…Я осколки старой вазы собираю.
Собираю, все никак не соберу…
Из песни
С Новым годом!
Елка в доме мне не понравилась. В лесу я их много видела и особого внимания на них не обращала. А здесь, дома, я сначала даже и не поняла, что это елка — она была вся замотана веревкой, и только запах сразу ударил мне в нос и напомнил лето и наши прогулки с Кэрри.
С непонятными предметами я всегда осторожна: я стояла поодаль и только втягивала и втягивала в себя воздух; но когда Па стал разрезать веревку, я подошла поближе — интересно же! И вдруг Па встряхнул елку, а она как выбросит во все стороны свои колючие лапы! Прямо в нос меня уколола!
Я отскочила, залаяла и спряталась под стол — такую живую и опасную елку я никогда не видела.
Уже из-под стола я смотрела, как ее поставили в ведро и обложили ватой, как будто это снег. Ма достала с антресолей коробку и сказала, что это «елочные игрушки». Значит, эта «живая» елка еще и в игрушки играет?
Я вылезла из-под стола и заглянула в коробку — там лежали яркие блестящие стеклянные шары. Рыжуша осторожно начала доставать их по одному, а Ма, встав на табуретку, вешала их на елку. Я удивилась: как эта бешеная елка будет с ними играть? Она же всю комнату стеклом забросает, еще почище, чем когда дя Леш люстру пробкой от шампанского разбил!
Под конец Ма достала из коробки какие-то гирлянды из картонных человечков, фигурки, тоже картонные, слонов и лошадок — совсем не яркие, не красивые, не нарядные.
Никакого сравнения с шарами! А Ма позвала из кухни Ба, и они сразу притихли, сели на диван и стали медленно перебирать эти картонки. Ба начала вспоминать войну, и Чувашию, и деревню Новые Выели, и как директор завода наградил ее этими игрушками за хорошую работу: перед Новым годом завод отправлял в поселок Ибреси сделанную патоку. Бочки с патокой укладывали в сани и везли на лошадях тридцать километров. И вот директор завода поручил одному из конюхов постараться найти в городе какие-нибудь елочные игрушки для главного бухгалтера завода — для нашей Ба.
И он привез. Вот была радость у маленькой Ленки! Как она хлопала в ладоши!
— Конечно, сейчас, рядом с этими шарами, они совсем не смотрятся, — сказала Ба вставая.
— А мы их все равно повесим! Правда, мам? — спросила Рыжуша.
И Ма ее поцеловала.
Елка стояла красивая, нарядная, но я-то уже знала, чего от нее можно ожидать, и не доверяла ей — я мимо нее бегом пробегала. И даже ночью мне было неспокойно: ветерок задувал в открытую форточку, светил фонарь в школьном дворе, и елка как-то шуршала, позванивала, посверкивала — неприятно! Я и спала вполглаза, и взлаивала вдруг во сне — все мне виделось, что елка ко мне крадется. Устала я от этой елки!
Так что я очень обрадовалась, когда узнала, что Новый год мы будем встречать у Тарей — так мы зовем всю Тарину семью. А меня берут с собой, потому что Новый год празднуют всю ночь и еще следующие полдня прихватывают. Кто же меня выведет вечером и утром? Ба не умеет.
И правда замечательно — хоть отдохну от этой елки.
А Тари позвали к себе гостей потому, что у них кроме общего праздника еще свой, семейный получился, что-то вроде новоселья: они отремонтировали квартиру, настелили паркет, купили новую мебель — «Тихань» называется.
Тарь это слово не произносит, а прямо выпевает: «Ти-и-хань». И действительно, очень красивая и дорого досталась — помучились с ней как следует. Я сама все видела, потому что Тарь ее заказывал на наш адрес, так как немосквичам мебель в Москве покупать тогда не разрешалось.
