Он подъехал к Изабелле и, нахмурившись, что-то ей прошептал. Она слегка кивнула головой. Вдруг конь под правителем споткнулся.
– Белоцветик! – воскликнула Полисена. Поросенок выскочил из конюшни, будто розовое ядро из пушки. Конь правителя, у которого под ногами тот метался, был вынужден выходить из положения причудливой пляской, поскользнулся на льду и упал, увлекая за собой всадника.
– Проклятье! – взревел правитель. – Стража, на помощь! Прикройте принцессу. Это покушение!
– Эй, Белоцветик, иди сюда, спрячься! – тихо позвала Полисена. Но поросенок направился прямиком к упавшему солдату, остановился и начал облизывать ему лицо. Потом обернулся к конюшне и призывно хрюкнул.
Остальные солдаты продолжали стоять навытяжку, но из-под замерзших усов было видно, как губы дрожали от едва сдерживаемого смеха.
– Измена! – продолжал орать правитель, метаясь по снегу в попытках высвободиться из-под коня, который ржал и не мог подняться. – К оружию! Вперед, за королевскую дочь!
– Синьор дядя! Это всего лишь поросенок, успокойтесь, – серьезно произнесла Изабелла. Но Лукреция заметила, что слезы у той на щеках высохли. Правитель поднялся с трудом, поддерживаемый стражниками. Он трясся от злобы. Ему еще никогда не доводилось так опозориться. К нему подвели другого коня. Только он собрался усесться верхом, как поросенок снова хрюкнул, и из конюшни на полной скорости вылетел еще один огромный мохнатый снаряд.
– Рамиро! – закричала развеселившаяся Лукреция.
Под напором пушистой массы правитель снова повалился на землю, в то время как остальные посторонились перед торпедой. Громко лая, Рамиро бросился на упавшего солдата, ткнул мордой в поросенка и стал обнюхивать лицо юноши. Облизал ему нос и губы и наклонился, поднося ко рту фляжку, которая висела у него на шее. (К счастью, прибыв во дворец, Лукреция вынула из нее последние монеты и налила туда обычного вина).
Во дворе царила самая невероятная суматоха. Младшие пажи хохотали. Стражники бегали взад и вперед, а правитель вопил и ругался.
– Синьор дядя, это всего лишь сенбернар! Держите себя в руках, – укорила его Изабелла. Потом обратилась ко всем присутствующим: – Чьи это животные?
– Мои! – хором ответили Лукреция и Полисена.
– После обеда поднимитесь ко мне в комнаты, – вежливо обратилась к ним принцесса, затем приказала стражникам: – И чтобы у зверей не пострадал ни один волосок! То есть, ни одна шерстинка. Попозже я сама навещу их в конюшне и проверю, как вы меня слушаетесь!
Вернувшись в комнаты, Изабелла тут же разразилась рыданиями и, всхлипывая, бросилась в кресло.
Слуги не моргнули глазом.
– Она всегда так себя ведет, когда кому-нибудь плохо, когда видит какого-нибудь голодного оборвыша или умирающего калеку, – поведала Полисене гувернантка неодобрительным тоном. – Во время церемонии ей удается держать себя в руках, но как только все заканчивается, она дает волю истерикам прямо перед прислугой. Это совсем не подобает ее положению! Для принцессы у нее слишком слабые нервы.
Но вот вокруг Изабеллы забегали горничные и пажи – не для того чтобы утешить, а чтобы приложить к векам льняные платочки, пропитанные ледяной водой.
– Ваше Высочество, – еще более ледяным тоном сказала эрцгерцогиня Теодора, – позвольте напомнить, что через десять минут в Лазурном салоне вас ожидают художники, и вам предстоит позировать. Поэтому призываю вас к спокойствию и выдержке.
При этих словах Изабелла зарыдала еще пуще. Тогда Лукреция проскользнула к ней и прошептала на ухо:
– Солдат в полном порядке. Я сама видела, как он после глотка вина встал, улыбнулся товарищам и вернулся в казарму своими ногами. Ему стало плохо от холода.
– Спасибо, – шепнула Изабелла и украдкой пожала ей руку. Потом послушно позволила промокнуть себе веки, переодеть себя, причесать, обуть и украсить драгоценностями. Портниха с парикмахершей сопроводили принцессу в Лазурный салон, помогли усесться в кресло, поставленное на возвышение в центре комнаты, поправили складки платья, выровняли ожерелья на шее и еще раз уложили волосы, украшенные жемчужной нитью.
Тем временем семеро живописцев принялись разводить краски на палитре. Перед каждым из них стоял мольберт с набросками портрета принцессы. Нет, это не было состязанием. Так как тогда еще не знали фотографии, послам требовалось большое количество портретов, чтобы развозить их повсюду в поисках возможных претендентов на руку наследницы престола.
Наконец подошло время обеда, который Изабелла провела, как обычно, в своих покоях в компании эрцгерцогини Теодоры, – та не оставляла ее в покое ни на минуту, непрерывно критикуя то, как она держит приборы, как жует, как глотает, как подносит стакан ко рту, как пользуется салфеткой… даже то, как она моргает и дышит.
Нет, Изабелла после стольких лет королевского стажа прекрасно знала хорошие манеры. Просто в тот день она была усталой и расстроенной и поэтому с трудом держала осанку, прижимая локти к талии, как того требовала ее дама-компаньонка, которая ей немилосердно вдалбливала:
– Меня не интересуют оправдания. Ее королевское Высочество должно соблюдать этикет в любой обстановке.
Наконец наступил тот единственный момент, когда у Изабеллы было полчаса свободного времени. Обычно она проводила его, лежа на кровати и набираясь сил для королевских дел, ожидавших ее вечером. Но в этот день она послала за новыми пажами.
Глава шестая
– Закройте дверь и садитесь сюда, на кровать, – пригласила она двух подруг, которые, войдя, низко поклонились.
– Вы уж извините, но я не припомню ваших имен. Вы ведь недавно служите? Откуда вы?
– Из графства Камнелуна. Меня зовут Лукреций, а это мой кузен Людвиг. Вы правы, мы во дворце всего несколько дней.
– Ну, тогда добро пожаловать во дворец! Но зачем вы привезли с собой собаку с поросенком? И каким образом камергер впустил вас? Обычно он не очень-то вежлив со слугами.
– Видите ли, Ваше Высочество, мы приехали не для того, чтобы устроиться на работу прислугой. Мы – артисты! – с гордостью объяснила Лукреция. – А сегодня утром вы видели двоих из наших зверей-циркачей.
– А что, есть и другие? – в глазах у Изабеллы заиграл интерес.
– Две обезьяны, медведь и гусыня.
