— Ты выглядишь как боксер после поединка.
В вагон метро, в котором ехала Клара, вошли три парня, они были навеселе или находились под кайфом. Хулиганы выбрали в качестве жертвы Клару, так как она была одна и сидела в стороне от остальных пассажиров, которых, впрочем, в этот поздний час было совсем немного. Все они отводили глаза в сторону, делая вид, что не замечают, как юные мерзавцы пристают к Кларе. Сначала они оскорбляли ее, а потом начали наносить легкие, как будто шутливые удары. Клара сказала, что это походило на игру, правил которой она не знала, и ее охватил страх. А затем один из них потребовал, чтобы она отдала им кошелек. Клара вцепилась в сумочку и не хотела выпускать ее из рук.
— Вероятно, мне не следовало говорить им, что они должны оставить таких, как я, людей в покое и пойти грабить банки. Они не были расположены разговаривать, понимаешь, Фелиция? Они находились в состоянии беспричинной ярости. И вот когда один из них попытался вырвать у меня из рук сумочку, а я не дала ему это сделать, он ударил меня кулаком в лицо. Мне показалось, что он не рассчитал удар, потому что я видела — парень растерялся. Мне было больно, и я закричала. На следующей остановке хулиганы вышли из вагона. Подобное часто происходит по ночам, когда аутсайдеры бродят по городу. Ты, наверное, никогда не ездишь в метро?
— Конечно, нет. Разве человек, у которого три миллиона долгов, ездит в метро?
Клара рассмеялась. Смех был неприлично громким, однако клиентке, которая заказала самую дорогую икру, подобные мелочи прощаются со снисходительной улыбкой. За столом мы не говорили об отце. Я рассказывала Кларе о своих мужчинах, а она говорила о театральных постановках и о публике, к которой испытывала отвращение. Театр Брехта как часть жизни, как духовное единство сцены и зрительного зала был утопией. Реальный зритель просто смотрит спектакль, а в конце вежливо аплодирует.
За десертом Клара вскользь упомянула о том, что сообщила первой жене Вондрашека о месте и времени погребения. Она ела клубнику, запивая ее водкой.
— Похоже, ее не заинтересовало мое сообщение. Во всяком случае, эта женщина так и не появилась на похоронах.
Мне казалось невероятным, что актриса не ощущает драматизма ситуации. Кто или что могло бы потрясти Клару? Сообщение о конце света? Я неловко ткнула ложкой в суфле и забрызгала свой черный костюм.
— Ты говоришь о моей матери? О Беатрисе?
— Теперь ее зовут Би, и она снова взяла свою девичью фамилию. Твоя мать живет в Лондоне, в квартире на Паддингтон, и работает в пабе, поет там под гитару. Нечто среднее между официанткой и певичкой. Ничего серьезного.
«Ничего серьезного» — типичное замечание Клары. Ее представления о том, что серьезно, а что несерьезно, лишены всякой объективности. В этом отношении Клара была последовательницей не Брехта, а Пруста.
— И давно тебе стало известно, где она находится и что делает?
Манера Клары есть клубнику была почти эротичной. Она очень медленно клала ягоду между губ и, слегка надув щеки, всасывала ее в рот. В ГДР Клара была лишена клубники, впрочем, как и многого другого.
— После ее бегства, когда дела Вондрашека вновь пошли в гору, он нанял частных детективов, и они довольно скоро нашли твою мать. Некоторое время она разъезжала по миру со своим музыкантом, а затем потребовала развод, и Вондрашек не стал возражать. Вскоре музыкант покинул ее, найдя себе более молодую любовницу, и Би осела в Лондоне. С тех пор она живет там, не процветая, но и не бедствуя. Твой отец несколько раз предлагал ей деньги, но она отказалась принять их от мошенника, как она выразилась. Ее прельщает шик, свойственный буржуазии.
Я не совсем поняла смысл последней фразы. Впрочем, мне многое было не ясно. Например, зачем Клара вспомнила вдруг о моей матери? Чтобы повергнуть меня, свою публику, в смятение?
Официанты суетились вокруг нас и спрашивали, не желаем ли мы кофе. Клара заказала гаванскую сигару (настоящие коммунисты курят толстые сигары) и окутала меня дымом.
— Тебе известно, что на табачных фабриках в Гаване существуют штатные чтецы? Они вслух читают рабочим газеты, романы, стихи… Одним из самых любимых писателей на этих предприятиях долгое время был Виктор Гюго. Рабочие сами решают, что им будут читать. Однако Кастро, конечно же, использует чтецов как инструмент пропаганды. Поэтому, вероятно, качество гаванских сигар со временем стало хуже. Что ты думаешь по этому поводу?
Я думала по этому поводу только одно: Клара порой походит на бесчувственного монстра.
— Значит, отец или, вернее, вы оба все это время находились в контакте с моей матерью, а я считала ее пропавшей без вести? Иногда я думала, что она уже умерла. Как вы могли так жестоко обойтись со мной, Клара? Так нельзя поступать с людьми! Это была такая же ложь, как и все остальное, что делали вы с отцом.
Я говорила слишком громко, нарушая правила приличия. Клара слушала меня совершенно невозмутимо, лицо ее скрывалось за огромными темными очками и клубами дыма.
— Он любил ее и именно потому старался не терять с ней контакт. Некоторым людям необходимо испытывать это чувство — неразделенную любовь. Оно приносит и боль, и радость. Я знаю по себе. Ты находилась вне того любовного треугольника, который сложился в нашей семье, Фелиция, и должна хорошо понимать это и смириться. Кроме того, твою мать никогда не интересовала твоя судьба. Если бы она хотела, то могла бы без труда связаться с тобой. Но она не желала ничего знать о тебе!
— Но почему? — задала я детский вопрос.
— Потому что не все матери любят своих детей. Беатриса — какое ужасное имя! — в своем стремлении обрести счастье испробовала все: от наркотиков до религии. Но материнство исключено из этого списка. Вондрашек всегда находился в курсе того, где она жила и чем занималась. Он был ее тенью, и она ненавидела его за это. Он был одержим ею, ты не знала?
— У меня было дрянное детство, Клер.
Клара засмеялась:
— Как у всех нас. Моя мать, например, вносила свой вклад в борьбу за свободу и братство. Через день она приводила к нам в дом нового любовника. Мы жили в двухкомнатной квартире в панельном доме. Я на всю жизнь запомнила эти буйные социалистические ночи. В пятнадцать лет я пошла по ее стопам. И как ты думаешь, что я в первый раз ощутила? Из всех моих чувств самым обостренным оказался слух. Во время занятий сексом я ловила каждый звук, каждый шорох. Слух был моей эрогенной зоной. Позже я начала записывать все шумы во время полового акта на пленку и прокручивать ее, чтобы получить хоть какое-то удовольствие.
— Мне очень жаль, Клара.
Клара махнула рукой:
— Бывают более отвратительные извращения. Ты не должна обижаться на отца. Вондрашек любил тебя. Он был честен во всем, что касалось чувств. Представь себе, он позволял мне подслушивать и даже записывать на пленку то, как он занимался сексом с другими женщинами. Этот подлец полагал, что тем самым доставляет мне удовольствие.
