Доктор Аспергер опубликовал результаты своего исследования в 1944 году, но только в шестидесятые годы на его диссертацию обратили внимание другие ученые, и лишь в 1981 году этот синдром был зарегистрирован официально. В настоящее время бытует мнение, что у Леонардо да Винчи и Альберта Эйнштейна тоже был синдром Аспергера.
* * *
Сестры-клариссы из приюта в Ля Шапели не имели понятия об этом синдроме. Термин «аутизм» был им также неведом. Они имели представление только об упоминавшихся ранее трех видах психических отклонений, где идиоты по коэффициенту умственного развития имели показатели между 0 и 20, имбецилы — между 20 и 50, а дебилы — между 50 и 70.
Виктора Хоппе, таким образом, определили в дебилы. Так как он не произносил ни слова, сестры исходили из того, что слов он не знает и не понимает. Вел себя он тоже соответственно. Почти никак не реагировал на то, что ему говорили, и не проявлял никаких эмоций. Казалось, интерес у него вызывал только звериный рык Эгона Вайса. Часами он мог неподвижно наблюдать за парнем и слушать его. Виктор был также единственным пациентом, который мог спать рядом с кроватью идиота, и при этом сам не сойти с ума. Поэтому сестры подозревали, что с Виктором Хоппе дело обстоит еще хуже и он сам имбецил или идиот, но мальчик был еще слишком мал, чтобы можно было утверждать это с уверенностью.
Когда ему исполнилось три года, Виктор все-таки заговорил. Внезапно. Это случилось душной летней ночью 1948 года. Почти тропическая жара, которая уже несколько недель не отпускала Европу, проникла даже за толстые стены монастыря в Ля Шапели, и зной поселился в обычно прохладном здании. За жарой последовали мухи и комары. Мух привлекал запах быстро портящейся пищи, комаров — запах пота пациентов, которых даже в этих условиях мыли всего раз в неделю.
Если пациентам удавалось заснуть, несмотря на жару, то их будили мухи и комары. Крики Эгона тоже невозможно было терпеть, а в этих обстоятельствах они только усиливались. Жара выдавливала пот из его тела, мухи заползали по рукавам и брючинам к подмышкам и паху, комары сквозь одежду сосали кровь. А он не мог ничего поделать. Он был привязан к кровати за запястья и лодыжки. Вонь от собственного тела, чесотка и зуд от мух и комариных укусов совершенно доводили его до исступления.
Ни один из пациентов не смыкал глаз. Они стали раздражительными. Беспокойными. Марк Франсуа, восемнадцатилетний имбецил, однажды сорвал с себя одежду и начал бегать по зданию в поисках места, где было прохладнее и куда не проникал бы голос Эгона. Понадобились усилия восьми сестер, чтобы схватить его и связать.
Фабиан Надлер, четырнадцати лет, тоже имбецил, выбил кулаком стекло и стал выгонять мух в направлении окна. Другие пациенты начали ему помогать. Они прыгали и бегали по всему залу за видимыми и невидимыми мухами. Анжело Вентурини, хромой дебил двадцати одного года, воспользовавшись переполохом, поднял осколок стекла и направился в сторону Эгона Вайса. Он, без сомнения, хотел вырезать демонов из его тела и выгнать их через окно вместе с мухами. Но споткнулся еще до того, как оказался у кровати Эгона, и порезал стеклом себе бедро.
Трехлетний Виктор оставался невозмутимым. Жара и шум, казалось, до него не доходили. Он даже не заметил намерений Анжело Вентурини. Мальчик сидел на стуле у кровати Эгона и следил только за насекомыми. Не за теми, которые ползали по нему самому, а за теми, которые были на лице его соседа. Когда муха или комар садились на Эгона, Виктор махал рукой, чтобы их согнать. Этим он занимался весь остаток дня. Эгон Вайс становился от этого чуть спокойнее и все чаще смотрел на малыша глубоко посаженными глазами. Взгляд его ничего не выражал, но то, что он вообще смотрел направленно, было победой над его звериной пугливостью. Если бы у Виктора был шанс, он, возможно, и приручил бы его.
Но вечером ему самому опять пришлось ложиться в кровать, бортики которой, как всегда, были подняты ночной сестрой, и он уже не мог просунуть руку настолько далеко, чтобы отгонять мух. В свете слабых лампочек, которые горели над каждой кроватью, он видел, как насекомые вьются над вспотевшей головой его соседа, чей голос опять превращался в звериный вой. Пациентам предстояла еще одна бессонная ночь.
Тогда Анжело Вентурини решился на вторую попытку принудить к молчанию демонов в теле идиота, попытку, которая на этот раз удалась. Впоследствии он ничего не мог вспомнить об этом, а так как парень с младенчества страдал сомнамбулизмом, сестры посчитали, что он действовал бессознательно, во время одной из многочисленных прогулок во сне.
Ерунда. Чтобы ходить во сне, сначала надо уснуть. А уснуть этой ночью никому не удалось. В том числе и Вентурини. Следовательно, когда он встал той ночью, сна у него не было ни в одном глазу. Проходя по узкому ряду между кроватей, он даже наклонил голову и прижал ее к подушке, которую держал на плечах, чтобы создать видимость того, что спит. Когда он действительно бродил во сне, то никогда не брал с собой подушку.
Сестра Людомира, которая дежурила всю ночь, посмотрела в тот момент в окошко своего закутка на конец коридора, узнала Анжело по его хромающей походке и снова сосредоточилась на молитвеннике, который лежал перед ней. Она по опыту знала, что мальчик должен пройти три раза взад-вперед, а потом сам снова ляжет в кровать.
Но на этот раз Вентурини не стал ходить туда-сюда. Он подошел только к кровати Эгона. Возможно, Эгон не видел тень Вентурини, который склонился над ним. Возможно, он не почувствовал опасности. Возможно, он просто хотел, чтобы прекратился зуд. В любом случае, когда Вентурини прижал подушку к его лицу, Эгон не оказал сопротивления. Он даже не замотал головой. Не попытался вырвать запястья и щиколотки из оков. Он только попробовал продолжать кричать. Но теперь его голос звучал приглушенно, как бывало иногда и без подушки. Рычанье его стало звучать так глухо, что казалось, оно идет из живота. Поэтому сестра Людомира не сразу обратила на это внимание.
Она подняла голову только тогда, когда Эгон Вайс замолчал. Анжело Вентурини убрал подушку с его лица, положил ее к себе на плечо, прижал ее опять головой и пошел по коридору обратно к своей кровати. На противоположной стороне зала на своей кровати приподнялся Марк Франсуа. Он весело раскачивался туда-сюда, хлопал в ладоши и заливался смехом, напоминающим лошадиное ржание. Сестра Людомира начала быстро действовать. Она зажгла в зале свет, дернула за веревочку, что разбудило колокол где-то в глубине монастыря, и поспешила к кровати Эгона. Вентурини забрался в свою постель, лег и мгновенно уснул, несмотря на гудение мух и комаров.
Сестра Людомира могла только констатировать смерть во впалых глазах Эгона, прежде чем закрыла их навсегда. Она перекрестилась и услышала сзади незнакомый голос. Монахиня обернулась, поднесла левую руку ко рту, а правой еще раз перекрестилась.
Виктор стоял в своей кроватке на коленях, его сложенные руки лежали на бортике, голова покоилась на руках. Он произносил беспрерывные звуки, сестра Людомира сначала подумала, что это просто бессмыслица, но потом вдруг почувствовала в звуках ритм. И тогда до нее стало доходить, что мальчик гулким голосом бормотал по-немецки:
