— Как же вы здесь живете?
В ответ он просто поднимает руки, взглядом указывая на сутану:
— А зачем же мне здесь жить, как не для этого?
В общем, мы разговорились.
Я рассказал ему, как вожу такси.
А он мне, как служит в церкви.
Церковь у него старая и стоит на окраине. Теперь-то я понимаю, почему он решил поселиться в этом районе. Церковь слишком далеко — из нее никому не поможешь. Поэтому он живет там, где он нужен. А здесь каждый первый нуждается, в каждом первом доме, по каждой улице. Поэтому он с ними, а не в пыльной отдаленной церкви.
Пока мы говорим, я не устаю удивляться его манере объяснять, а он многое объясняет, в том числе и то, как устроено его служение. Да, признает отец Томас, храм расположен неудачно. Будь на его месте магазин или ресторан, давно бы закрылся.
— Короче, дела не ахти идут… — киваю я.
— Честно? — Зеленое стекло в его глазах бьется и больно колет меня. — Дела идут хреновее некуда.
Тут я не выдерживаю и спрашиваю:
— Слушайте, а что, священнику можно ругаться? Ну, типа вы же святой отец и все такое…
— Что? Святой, говоришь… — Он допивает кофе. — Конечно можно. Бог умеет отделять важное от мелочей.
Приятно, что отец Томас не бросается развивать дальше тему божественного: типа Бог все про всех знает и так далее из воскресной проповеди. Он, кстати, говорил совсем не по-церковному. А когда закончил, то посмотрел на меня, очень твердо, и сказал:
— Но давай не будем отвлекаться на религию, Эд. Поговорим о важном. — Его голос становится чуть более официальным. — К примеру, о том, зачем ты сюда пришел.
Мы смотрим друг на друга через стол.
Некоторое время.
Просто глядим друг другу в глаза.
А после продолжительного молчания я рассказываю отцу Томасу все как на духу. Что я до сих пор не понимаю, почему я здесь. Нет, о других поручениях и о том, что еще предстоит выполнить, я не рассказываю. Только говорю, что мой приход сюда имеет свою цель. А вот какую — покажет время.
Отец Томас слушает очень внимательно: локти на столе, подбородок лежит на сплетенных пальцах.
Спустя время он понимает, что я толком-то ничего больше сказать не могу. Тогда священник очень спокойным и четким голосом произносит:
— Не волнуйся. Очень скоро ты поймешь, в чем твое предназначение. У меня есть ощущение, что в прошлом с тобой это уже случалось.
— Случалось, — подтверждаю я.
— Единственное, я хочу, чтобы ты помнил об одной важной вещи, — говорит он. И я вижу, что отец Томас не хочет выглядеть как проповедник на высокой кафедре. — Главное, Эд, чтобы у тебя была вера.
Я пытаюсь отыскать веру на дне кофейной кружки, но ее там почему-то нет.
Отец Томас провожает меня до конца улицы. По дороге нам встречается знакомая троица жаждущих сигарет, денег и чужих курток балбесов. Священник подзывает их поближе и наставительно сообщает:
— Так, ребята. Я хочу вас познакомить с Эдом Кеннеди. Эд, это Джо, Грэм и Джошуа.
Мы обмениваемся рукопожатиями.
— А это, парни, Эд Кеннеди.
— Приятно познакомиться, Эд.
— Привет, Эд.
— Как дела, Эд?
— А теперь, ребята, вы должны запомнить одну важную вещь. — Голос отца Томаса становится очень строгим. — Эд — мой близкий друг. Поэтому вы не должны стрелять у него деньги и сигареты. Куртку тоже не пытайтесь отнять. — Тут священник подмигивает мне: — Нет, и вправду, Джо, зачем она тебе? Ты только посмотри, это же черт знает что, а не куртка.
Джо активно трясет головой, соглашаясь:
— Точно, святой отец. Черт знает что.
— Отлично. Ну что, теперь у нас полное взаимопонимание?
Парни всем видом демонстрируют, что да, полнейшее.
— Ну и прекрасно.
И мы с отцом Томасом важно шествуем к перекрестку.
Дойдя до угла, пожимаем друг другу руки и прощаемся. Священник уже почти скрылся из виду, как я вспоминаю про его брата. И бегу обратно с криком:
— Эй, святой отец!
Он слышит и резко оборачивается.
— Чуть не забыл!
Я не добегаю до него метров пятнадцати.
— Ваш брат!
Отец Томас прислушивается.
— Он попросил передать, что сребролюбие еще не поглотило его душу.
В глазах священника вспыхивает радость, — но к ней примешивается капля сожаления.
— Да, Тони… — произносит он тихо и стеснительно. Его слова подкрадываются ко мне как-то бочком. — Давненько мы с ним не виделись. Как он, кстати?
— Да нормально, — отвечаю я с непонятной уверенностью.
Однако интуиция подсказывает: «Эд, это единственно правильный ответ».
Мы так и стоим друг против друга и неловко переминаемся с ноги на ногу посреди замусоренной улицы.
— Я вас не очень расстроил, святой отец? — на всякий случай интересуюсь я.
— Да нет, Эд, — отвечает отец Томас. — Все в порядке. Спасибо, что передал привет.
Он поворачивается и идет прочь, а я, в первый раз за все время, вижу в нем не священника.
Даже не мужчину определенного возраста.
В этот миг я вижу обычного смертного, который плетется домой по Генри-стрит.
А теперь полный контраст.
Мы сидим у Марва дома, по телику идут «Спасатели Малибу». Звук выключен — все равно нам плевать на сюжет и реплики героев.
Играет любимая группа Марва — «Ramones».
— А можно я что-нибудь другое поставлю? — интересуется Ричи.
— Валяй, Прайора можешь поставить, например, — лениво отвечает Марв.
До чего мы дошли — даже Джими Хендрикса называем Ричардом Прайором.
Начинается «Purple Haze», и Марв вдруг вспоминает:
— А Одри-то где?
— Да здесь я, — отвечает ее голос.
Одри заходит в комнату.
— Слушайте, а чем так воняет? — вдруг спрашивает Ричи и морщится. — Знакомое амбре, кстати…
Марву вонища тоже что-то живо напоминает, и он обвиняюще тычет пальцем в меня:
— Ты что, Швейцара сюда привел?
— Ну, он такой расстроенный был, когда я собрался уходить, я и…
— Что «и»? На фига мне сдалась твоя псина?
Швейцар сидит у открытой двери и внимательно наблюдает за разговором.
Воспользовавшись паузой в диалоге, он принимается облаивать Марва.
